Преподобный Севастиан, исповедник, родился в 1884 году в благочестивой семье крестьян Орловской губернии Василия и Матроны Фоминых и в крещении был наречен Стефаном. Родители любили ездить в Оптину пустынь, и два их сына стали в ней монахами. Стефан, поступив в монастырь, с 1909 года был келейником преподобного Иосифа, а после его кончины в 1911 году — келейником преподобного Нектария. За мягкость и сострадательность паломники, приходившие за советами и молитвами к старцу Нектарию, прозвали послушника Стефана «Летом». В 1917 году Стефан был пострижен в монашество с именем Севастиан в честь мученика Севастиана.
В 1918 году начались гонения на Русскую Православную Церковь и монастырь был закрыт. В 1923 году монах Севастиан был рукоположен во иеродиакона, в 1927-м — во иеромонаха и стал служить в Ильинском храме в городе Козлове Тамбовской области.
В феврале 1933 года он был арестован. В тюрьме отца Севастиана выставили на всю ночь на мороз в одной рясе и, приставив стражу, менявшуюся через каждые два часа, стали требовать отречения от веры. Но по милости Божией отец Севастиан не замерз, согреваясь теплой верой во Христа. Утром, когда его привели на допрос, следователь произнес приговор: «Коль ты не отрекся от Христа, так иди в тюрьму».
22 мая, в день кончины его первого старца, преподобного Иосифа, следствие было закончено: отец Севастиан был приговорен к семи годам заключения в исправительно-трудовом лагере и отправлен в Караганду. В лагере отца Севастиана били и истязали, снова требуя, чтобы он отрекся от Бога. Но на это он сказал: «Никогда». И тогда его отправили в барак к уголовникам. «Там тебя быстро перевоспитают», — сказали ему. Но Господь сохранил жизнь исповеднику, зная, сколько тот послужит впоследствии людям.
Освободившись из заключения в 1939 году, отец Севастиан поселился в поселке Большая Михайловка, неподалеку от лагеря. Некоторое время спустя он съездил в Тамбовскую область, где ранее служил, так что многие его духовные дети стали надеяться на окончательный переезд старца в Центральную Россию. Но священник, пожив здесь неделю, решил навсегда вернуться в Караганду. Своим исстрадавшимся от окружающего горя сердцем (и от природы-то мягким) он осознал, что его настоящее место — среди наиболее страдающей части народа: невольных странников, пленников и пришельцев; что именно им он должен помогать прежде всего и что именно они как испившие в жизни все горькое являются наинадежнейшими людьми. Приехавшим из Центральной России и пытавшимся его убедить в обратном келейницам отец Севастиан сказал: «Нет, сестры, здесь будем жить. Здесь вся жизнь другая и люди другие. Люди здесь душевные, сознательные, хлебнувшие горя. Так что, дорогие мои, будем жить здесь. Мы здесь больше пользы принесем, здесь наша вторая родина, ведь за десять лет уже и привыкли». Так духовной паствой отца Севастиана и стали люди особенные: и везде в России горя было немало, но в Казахстан посылали не ложкой горе хлебать, а в море горя горевать, страданиями опыта набираться и рубль на вечную жизнь зарабатывать.
Крестьянский сын, оптинский монах, келейник старцев, перед которыми проходила в образе сотен людей православная Русь, отец Севастиан, остановившись на краю бесконечной казахстанской степи, как бы воочию видел перед собой эту картину человеческих страданий, как в начале 1931 года сюда со всей Центральной России начался изгон сотен тысяч людей — с семьями, с большими, малыми и грудными детьми.
Согнанных в степи, их заставляли под охраной вооруженных людей строить поселки — зарываясь в землю, устраивать землянки и возводить дома из дерна, потому что никаких строительных материалов, кроме находящейся в избытке под ногами земли, им дано не было. И они вставляли замороженные льдины вместо стекол в проемы окон. Эти картины напоминали библейские времена рабства в Египте, рудники рабовладельцев- язычников, будущие европейские концлагеря и апокалиптическое строительство какого-то нового царства антихриста. Сатрапы и прислужники разъезжали на лошадях среди сотен обреченных на смерть людей, беззащитных жен и детей, вгоняя их плетью в глину, — месить и делать из нее кирпичи для бараков. Крыш у многих бараков не было, поэтому ложились в ночь под открытым небом, а утром восставали из снега — кто оставался жив. Мертвых клали на повозку, которую тянули едва живые люди; некоторые из них, не дойдя до кладбища, падали и умирали, и их тогда поднимали на повозку и везли дальше почти такие же. В иную пору в степи в сторону кладбища тьму-тьмущую несли покойников, а точнее, везли — находили доску, к ней привязывали веревку, клали на доску покойника и тянули за веревку, сколько хватало сил. От нечеловеческих условий и непосильного труда люди умирали здесь десятками тысяч.
Стоя на краю степи, превращенной чьей-то дьявольской волей в гигантское кладбище, где в каждой могиле лежало по двести-триста умерших от голода и насилия тамбовских, орловских, воронежских, астраханских и из многих других областей крестьян, страдания которых мог вместить только Один за всех пострадавший Господь, отец Севастиан сказал: «Здесь день и ночь, на этих могилах мученических, горят свечи от земли до неба».
Духовным отцом этих оставшихся в живых детей мучеников-крестьян он и стал. В 1953 году верующие добились официального разрешения на совершение в большемихайловском молитвенном доме церковных Таинств и обрядов: крещений, отпеваний, венчаний, исповеди, но литургию можно было совершать только тайно, на частных квартирах. Отец Севастиан в три часа ночи шел по темным карагандинским улицам в заранее условленный дом, куда по одному, по двое собирались православные. Окна плотно завешивались одеялами, чтобы не пробивался свет, а внутри дома было светло и многолюдно. По великим праздникам всенощное бдение служилось с часа ночи и после короткого перерыва совершалась Божественная литургия. Службу заканчивали до рассвета, и опять по темным улицам по одному, по двое люди расходились по домам..
Эти службы походили на богослужения времен первых гонений на христиан, для всех участников они представляли большую опасность, но в этой юдоли страданий предателя не оказалось.
В 1957 году отец Севастиан был возведен в сан архимандрита.
Всю свою жизнь архимандрит Севастиан служил Богу и людям. Незадолго до кончины, когда ему было 82 года, будучи уже очень немощным, он решил со всеми попрощаться и попросил привести его в храм. Выйдя на солею, отец Севастиан сказал: «Прощайте, дорогие мои, ухожу я уже. Простите меня, если чем огорчил кого из вас. Ради Христа простите. Я вас всех за все прощаю. Жаль, жаль мне вас. Прошу вас об одном, об одном умоляю, одного требую: любите друг друга. Чтобы во всем был мир между вами... Я — недостойный и грешный, но много любви и милости у Господа. На Него уповаю. И если удостоит меня Господь светлой Своей обители, буду молиться о вас неустанно и скажу: „Господи, Господи! Я ведь не один: со мною чада мои. Не могу я войти без них, не могу один находиться в светлой Твоей обители. Они мне поручены Тобою... я без них не могу“».
Отец Севастиан скончался 19 апреля 1966 года, а 22 октября 1997 года были обретены его мощи, которые находятся ныне во Введенском соборе города Караганды.
Игумен Дамаскин (Орловский)
Почему разогнали монастыри? — Потому что монахи стали разъезжать на тройках да одеваться в шерстянку. А раньше монахи носили холщовые подрясники и трудились по совести. Какая-нибудь игуменья из дворян, а не из своих монахинь, быстро загоняла послушниц в Царство Небесное своим бессердечным к ним отношением. Бедные монахини разговлялись капустой, а игуменья, в угоду начальствующим, все им отдавала, а своих лишала необходимого.
Преподобный Севастиан Карагандинский, исповедник
