ПАМЯТИ ИГУМЕНЬИ ФЕВРОНИИ (БОЖИЧ), настоятельницы косовского монастыря Печ Патриаршая

Просмотрено: 1328 Отзывы: 0

ПАМЯТИ ИГУМЕНЬИ ФЕВРОНИИ (БОЖИЧ), настоятельницы косовского монастыря Печ Патриаршая

Матушка Феврония... Схиигуменья. Настоятельница единственного в Сербии ставропигиального монастыря, где проходит интронизация вновь избранных Патриархов Сербских. Человек, без остатка положивший свою жизнь к ногам Христовым.

Мне она запомнилась молчаливой, сдержанно-сосредоточенной, одобряющей издалека. Матушка держалась так, будто боялась пролить содержимое драгоценного сосуда, заключенный где-то глубоко внутри. Наверное, таков истинно-смиренный человек.
Впервые я попала в Печь Патриаршую почти 10 лет назад. Тогда, практически ничего не зная о Косово, с двумя русскими подругами, я беспечно ворвалась в этот древний край, чтобы навсегда оставить здесь частичку своего сердца.

Беззаботное, в сущности, путешествие потеряло свою легкость одновременно с пересечением границы – и не только разрушенные дома, обилие мусора и присутствие натовских военных всех рас послужило этому причиной. Нет, не это, вернее, не столько это. Сам дух, завладевший древней сербской землей, исключал веселье. Никогда, впоследствии приезжая в Косово, я не чувствовала столь остро этого мученического духа, намертво схлестнувшегося с сатанинским.

Игумен Петар (Улимек) – наш проводник в Сербскую Святую Землю, направился прямиком в Печ Патриаршую. Признаться, тогда я немного струхнула (помятуя об опыте пребывания в женском монастыре в России), это чувство усилилось, когда на пропускном пункте перед обителью у нас забрали паспорта. Я бродила по двору, с тоской смотрела на наблюдательные вышки, колючую проволоку, караулы итальянцев – не радовали меня даже их смешные красные колпаки с подпрыгивающими помпонами (часть формы итальянского подразделения КФОР (НАТО) – вылитые Пиноккио. Мы оказались, как мне тогда виделось, не только заложниками в сербском гетто... «Засмиряют до смерти», – вертелась назойливая мысль.

Легкомысленной прихотью своей залетевшие не только в КиМ (Косово и Метохию), но и саму Сербию (миновав астостопом несколько стран), мы, простые «русскини», сидели с настоятелями сразу трех монастырей (отец Петар был игуменом одновременно двух обителей) в парадной гостиной, дежурная монахиня принесла кофе, а матушка Феврония ласково потчевала, пододвигая по ажурной вязаной скатерти, то сербские колачичи (печенья), то тарелочку с медом. Это позже пришла свобода в обществе сербских игуменов и архиереев, а тогда, с непривычки – мы были еще достаточно дики – простота эта вызывала шок. Отец Петар уехал, пообещав забрать через несколько дней. На трапезе нас попытались посадить во главе стола, рядом с игуменьей, и монахини, годящиеся в бабушки (и как позже оказалось, жившие в монастыре более полвека), пододвинулись, уступая свои места. Мы были поражены и, не по-монастырски наотрез отказавшись, попытались убежать в конец длинного стола, но, неумолимо были водворены на главенствующие места. Постепенно я «оттаивала», матушки, больше походившие на добрых тетушек, не дозволяли работать, относились с любовью и терпением, и принимать участие в их хозяйственных заботах приходилось «с боями».

Игуменья Феврония неизменно присутствовала на всех службах. Она сидела, склонившись, вслушиваясь в ставшие частью ее самой молитвы, а позади на стене зимней капеллы виднелось ее изображение, написанное еще при жизни: Патриарх Гавриил по правую руку от Пресвятой Богородицы, игуменья Феврония – по левую. И ни у кого не возникало мысли, что силуэты их появились здесь необдуманно или преждевременно.
В следующие годы, когда я наведывалась в Печ, мать Феврония, произнеся неизменное: «Добро дошли!» со всегдашней своей молчаливой приветливостью, благословляя жить в верхних гостевых комнатах столько, сколько было надо для завершения очередного моего косовского дела.

Вечер 16 февраля 2008 года, накануне провозглашения албанцами независимости Косова, я буду помнить до конца жизни. Тогда в гостиной монастыря, при колеблемом неярком свете свечей (электричества отключили), мы, не зная, что будет дальше (события начали разворачиваться неожиданно), пытались понять, что принесет будущее. Тревога тогда пронизывала не только воздух, искажала лица, врывалась в души, парализуя их страхом. «У меня есть только Бог и Евангелие», – сказала тогда мать Варвара. И никогда, наверное, я не чувствовала столь остро истинности этих слов – искать защиты мы могли только Там, отверстость небес ощущалась физически.

Позже, когда Косово забурлило – албанцы упивались своей победой, а сербы стали выходить на митинги – в Печи собрались архиереи и «верники» (верующие). Внутри меня все клокотало от ощущения собственного бессилия и чувства непоправимости происходящего – бездействие казалось сродни преступлению. Делать – что угодно – но только делать, не оставаться в, казавшемся тогда предательским, покое. И посреди всего этого клокотавшего, когда обуревал отнюдь не «дух мирен» (я готова была примоститься где-то с краю, если бы сербы решили драться), я внезапно поразилась неотмирному спокойствию матушки Февронии. Нет, это не была тоска обреченности... Она невозмутимо сидела среди архиереев, и как всегда была немногословна. А уж кому, как не ей – не только свидетелю, но и участнице всех скорбных событий последних десятилетий – было прочувствовать всю боль от свершившейся несправедливости. Я помню, тогда мне хотелось плакать, плакать бессильными и отчаянными слезами.

Даже день своего 33-летия (рубеж значимый для каждого человека) я встретила в Печи. Совпадающий с Крещенским сочельником, ознаменованный строгим постом и многими службами, он переживался мною во внутреннем одиночестве. Тогда я никому не сказала, что вступаю в пору зрелости, но навсегда сохранила в памяти то чувство свершившегося перехода, сотканное из запаха ладана, погремушечного, чуть альтового, звука кадила и полумрака старинных храмов, где, пытаясь унять дрожь от холода (храмы летние, неотапливаемые), я пыталась раствориться во времени, навсегда остановившейся здесь истории.

Разрозненные картины восстают из памяти, когда я пытаюсь воскресить образ игуменьи. То вижу ее удивленный, без тени укоризны взгляд, когда, произведя неподобающий случаю шум, поднимаюсь с земли, свалившись посреди Великого водосвятия – от излишнего рвения его запечатлеть, не заметив торчащий позади розовый куст. То ослепляюще-солнечный зимний день, когда, проводив архиерея, застыла игуменья и сестра ее с иконками Рублевской Троицы в руках, – и миг этот, с отразившимися друг в друге родными сестрами-монахинями (настолько они были похожи внешне и жестами), запечатлела причудливая прихоть в долю секунды опускающегося затвора фотоаппарата.

Только что я узнала, что мать Феврония умерла...

Казалось бы, сама фамилия ее – Божич, предопределила земной путь еще при рождении. И излишни здесь умственные выкладки. Тиха грусть здесь, в России, за тысячи километров от Косово и Печ Патриаршей, тиха и радость от прихода еще одной души туда, куда стремилась она все свои долгие годы. Стремилась в пылающей ризнице, когда, невзирая на опасность, заботилась не о сохранении собственной жизни, а о спасении вверенных ей святынь; во время хозяйственных и иных хлопот по налаживанию жизни и возрождению женского монашества (вытравленного турками) в древнейшей святыни. Во все эти скорбные и другие потаенные, неведомые нам, радостные моменты шла матушка по единственно верному, ей одной ведомому пути, к Тому, Кто составлял средоточие ее жизни. Не скопила, не оставила видимых личных богатств, кроме нового «конака» (келейного корпуса) и колокольни, построенных в Патриаршей, сохраненных, не разрушенных и не спаленных храмах, крепкого сестричества, среди которого, неспешно протекала и завершилась ее жизнь, и памяти о себе, разбросанной, будто драгоценные кусочки смальты по всему миру, собирающейся из всего этого разнородного многоголосья в яркую образную мозаику.

В Косово говорили, что Патриарх Павел (бывший владыка Косовский), мати Феврония, игуманья Печь Патриаршей, да мати Ефросинья, игуманья Грачаницы – три истинных столпа Православия. Столпы, простирающие, переходящие от Земли на Небо.

Вечная память, матушке Февронии. Вечная память в селениях праведных, пополнившихся еще одной светлой душой.

5 декабря 2015 г.

Наталья Батраева, писатель, журналист, фотограф. Г.Краснодар

(орфография и пунктуация автора сохранена, статья взята со страницы ВКонтакте Натальи Батраевой, с разрешения автора, публикация от 5 декабря 2015 г.)



Добавить отзыв

Введите код, указанный на картинке
Отзывы

Церковный календарь

Афиша

Православный календарь на март 2024 года

Март — особый месяц для христиан. Все потому, что начинается подготовка к одному из самых главных праздников — Светлому Христову Воскресенью. К...

Выбор редакции

Четверток 2-й седмицы Великого Поста 2024. О молитве

Истинная молитва есть голос истинного покаяния.Святитель Игнатий (Брянчанинов) Пусть никто не думает, братья мои христиане, будто одни лица священного сана...