I
Валера закончил пятый класс с единственной четвёркой по русскому языку. Ну не нравилось ему заучивать эти правила. Возможно, как-то повлияло и то, что он ежегодно гостил у своей бабушки по материнской линии в Батуми. Там ему приходилось общаться с местными детьми, которые в своём большинстве были грузинами.
Валерка настолько влился в их компанию, так изучил все местные обычаи и нравы, что мог по необходимости объясниться с товарищами на родном им языке. И вот сейчас, находясь в кресле судна на подводных крыльях, называемом «комета», вместе с мамой, он направлялся из любимого им Геленджика к своей любимой бабушке.
В письме Вера Ивановна писала своему внуку, что у неё есть для него сюрприз, она уже заждалась его и сильно скучает. «Мам, а как ты думаешь, что мне там приготовила бабушка?» - спрашивал Валера. Елена, мать Валеры, высокая, стройная брюнетка с длинными прямыми волосами и чёлкой до бровей, была одета в ярко-жёлтое платье, на ногах у нее были чёрные туфли на шпильке. Образ респектабельной женщины довершали очки в дорогой импортной оправе со слегка затемнёнными стёклами. Создавалось впечатление, будто она сошла с обложки модного глянцевого журнала. О таких обычно говорят: знает себе цену.
Оторвав свой взгляд от книги, взглянув на золотые наручные часы, мягким тихим голосом она прошептала: «Моя ты радость, уже меньше чем через четыре часа ты сам всё увидишь». Возвратив взгляд в книгу, она вновь погрузилась в чтение романа.
***
Субботний день для Веры Ивановны начался с похода на местный рынок. Закупив продукты, она возвратилась в свою трехкомнатную «хрущёвку», которая досталась ей после смерти мужа, полковника милиции в отставке. Закрыв дверь на кухню, старушка принялась творить шедевры кулинарии, венцом которых являлся торт «Наполеон», много лет подряд традиционно считавшийся визитной карточкой при встрече внука. Закончив приготовления, женщина переоделась в тёмно-синий костюм из хлопчатобумажной ткани. В нём ей часто приходилось сопровождать на деловые встречи своего ныне покойного супруга. Выйдя во двор, пройдя пыльной тропинкой между детских песочниц, свернув за угол панельного пятиэтажного здания, она оказалась на троллейбусной остановке, откуда ей предстояло продолжить свой путь к морскому вокзалу...
«Комета», на борту которой находился школьник в сопровождении красавицы мамы, приближалась к акватории морского порта Батуми. Уже чётко вырисовывался шпиль на башенке морского вокзала города.
Вера Ивановна, взглянув на стрелки часов в зале ожидания, встала и проследовала к причалу. Последние минуты для неё казались вечностью.
И вот наконец-то швартовый канат накинут на кнехт причала. Прокинут трап, и пассажиры длинной цепочкой потянулись на берег. Елена, крепко сжимая руку своего сына, втиснулась в гудящую толпу, идущую к трапу. Не прошло и двух минут, как Валера утонул в объятиях своей бабушки. Это была немая сцена. Мама Елены, обливаясь слезами, крепко прижав к груди единственного внука, одаривала его своими поцелуями. Страсти понемногу улеглись, и мать с дочерью и внуком двинулись к вокзальной площади.
- Пойдемте скорее к стоянке такси. Мне просто не терпится поскорее угостить вас своей стряпнёй. Вы же наверняка проголодались, - сказала Вера Ивановна, поправляя на своей голове немного устаревшую дамскую шляпку. - Ну как там Саша, доченька, будет ли у него отпуск?
- Да у них там завал в больнице, работать некому, так что пока не светит. Когда доберёмся домой, расскажу всё подробно...
***
Саша, а если быть точнее, Александр Савельевич, муж Елены, работал врачом гинекологом в больнице Геленджика. Несмотря на то, что он был ещё сравнительно молод, ему было всего тридцать три года, как говорят, возраст Иисуса Христа, он уже заслужил солидный авторитет в среде местной интеллигенции.
В этот субботний день ему выпало дежурство на работе. Накануне ему позвонил первый секретарь горкома партии с личной просьбой:
- Саша, мне нужна твоя помощь, просьба конфиденциальная.
- Я вас слушаю, Георгий Георгиевич, наш разговор останется между нами.
- Моей племяннице требуется твоя помощь. Одним словом, необходимо прервать беременность. Девчонке ещё три года учиться в институте, а тут не убереглась... Такой вот казус...
Громко высморкавшись в носовой платок, руководитель продолжил:
- Ну а я, в свою очередь, похлопочу о твоём дальнейшем карьерном росте.
Молодой врач выдержал паузу, ему действительно не нравилось заниматься этим, но ситуация не оставляла выбора:
- Хорошо, товарищ первый секретарь, завтра я весь день на дежурстве. Суббота - самое подходящее время для этого случая, минимум посторонних глаз. Да и отлежится за выходной под наблюдением. В десять часов я буду её ждать.
- Хорошо, договорились, мой водитель привезёт девушку.
Как выше было упомянуто, доктор не любил делать аборты. Ему сразу почему-то шла на ум клятва Гиппократа. Но ведь говорят же, зародыш ещё не человек, а просто кусочек плоти - эмбрион...
Родители Саши занимали в советское время большие руководящие посты, имели партбилеты, и мальчик воспитывался в коммунистическом духе. В рабочем кабинете отца на стене висел портрет вождя пролетариата с хитро прищуренным взглядом.
В школе их учили, что Владимир Ильич сильно любил детей. Александр Савельевич никак не мог понять, как человек, любящий молодое поколение, мог узаконить аборты. Закон, принятый Лениным, напрямую был направлен на сокращение рождаемости детей. А что представляет сама операция по прерыванию беременности, это не для слабонервных. Человека в самом раннем возрасте рвут на части в утробе матери и затем извлекают по частям - отдельно ручки, ножки, головку.
Ещё в школьном возрасте Александр принял решение стать врачом гинекологом, он много читал книг на эту тему. Его больше всего захватывало, как происходило зачатие. Казалось, из небытия появлялся человечек, вырисовывалась его фигурка, и сразу же чувствовалось дыхание новой жизни. В юности он много представлял себе сцен, как он будет профессионально помогать в течение девяти месяцев будущему члену общества войти в этот мир в здоровом теле. Рождение человека для него являлось величайшей загадкой природы. Создавалось впечатление, что кто-то извне управляет этим процессом, настолько во всём этом чувствовалась гармония, и мысль о творце начинала обретать право на существование.
В то время в атеистическом государстве такие мысли вслух не произносились. За них можно было угодить в психиатрическую больницу, лишиться работы, в лучшем случае просто быть осмеянным.
И вот сейчас, когда он полон сил и планов, ему приходится чаще прерывать жизнь, чем заботиться о её сохранении, да ещё таким варварским методом.
***
В это июльское утро ярко светило солнце, небо было чистым и голубым. По краям небосвода виднелись небольшие лохматые белые тучки, чем-то напоминающие молодых ягнят, сгрудившихся на краю пастбища. Со стороны моря дул мягкий неназойливый бриз, доносящий запах водорослей, выброшенных штормом на берег. Невысоко в небе кружили чайки, нарушая своими криками тишину этого летнего дня в столь раннее время.
В эту субботу молодой специалист проснулся пораньше, предстояло множество важных дел. Отправив своё драгоценное семейство в Батуми по морю, он направился на работу, попутно посетил гастроном, где пополнил запасы продуктов для своего холостяцкого ужина. Его красная «копейка», поскрипев тормозами, припарковалась у главного входа в городскую больницу.
До начала смены оставалось ещё минут сорок. Доктор зашел в ординаторскую, переодевшись, налил чашку кофе и, присев на кушетку, отдался во власть мыслей.
Впервые в своей жизни он задумался о правильности выбора своей профессии. Множество раз ему приходилось делать эту операцию, но вот сегодняшняя почему-то не давала покоя. Ему хотелось вернуться в свои школьные фантазии, где он, добрый доктор, чуть ли не ценой собственной жизни спасал новорожденных и их мам.
«Наверное, переработался, - подумалось Александру, - сдают нервы, последние три года так и не удалось побывать в отпуске. Всё, хватит, сегодня сделаю, а в понедельник выбью отпуск - и в Батуми. Давно я уже не отдыхал вместе с семьёй, пора расслабиться, а дальше видно будет».
Он решительно встал и пошёл в операционную, а там уже полным ходом шла подготовка к очередному злодейству, завуалированному гуманностью. Негласно, но все уже были оповещены, что пациент будет из элитной среды.
«Александр Савельевич, вас к телефону», - раздался голос в коридоре. Выйдя за дверь, Александр направился к аппарату. На том конце провода был Георгий Георгиевич. Выслушав его, Александр ответил: «Будьте спокойны, всё сделаем на высшем уровне», - и положил трубку. По мягкому линолеуму, лежащему на полу коридора, ступая, будто серая мышка прячется от кота, передвигалась девочка-подросток. Сравнить её можно было разве что с узниками Бухенвальда. «Позарился же кто-то, - подумалось доктору, - хоть бы не померла на гинекологическом кресле. Что это я...» - оборвал он себя на мысли.
Операция продолжалась в штатном режиме, опять по кусочкам извлекалось тельце ребёнка из материнской утробы. В очередной раз, когда доставалась миниатюрная головка, со свисающим выдавленным глазиком, Саша почувствовал: произошло что-то ужасное. Конечно же, это было убийство, ещё несколько минут назад это был маленький человек, а вот теперь это действительно кусочки плоти, плоти человеческой. Ужас охватил всё его существо: он убийца, лишил жизни человека, да, именно человека. Ведь он мог вырасти, стать таким, как его Валерка, радовать своим пребыванием в этом мире родителей, бабушек, дедушек. Кто имел право решать за него, нужна ему жизнь или нет? Может быть, «любящий деток» дедушка Ленин, который своей кровавой рукой подписал ему приговор? И сотни тысяч врачей, словно зомбированные, исполняют эту установку.
«Неужели мне, - подумал Александр Савельевич, - давшему клятву Гиппократа, отдавшему изучению наук шесть лет своей молодости, нечем заняться, кроме как исполнять роль палача, остановившего биение маленького сердечка на полутакте и этим самым поставившего кровавую точку, точку отсчёта, после которой нет жизни этому малышу, есть только смерть, и ничего уже не поменяешь?»
Несомненно, он прервал какую-то цепь происходящего в этом мире и он виноват во всём. Затем почувствовал, как сам стал звеном какой-то другой цепи происходящих событий, в которой ему предстоят большие испытания.
Закончив это «грязное дело», Александр с трудом дождался конца дежурства. Добравшись до своей квартиры, он присел на коньяк...
***
Приехав на такси от морского вокзала до своего дома, Вера Ивановна с дочерью и внуком поднялись в квартиру, расселись за празднично накрытым столом.
«За ваш приезд, мои хорошие», - старушка налила два бокала красного грузинского вина, передала один Елене. «А мне налейте», - подал свой голос школьник. Бабушка взяла графин с домашним клубничным компотом, также наполнила бокал внуку.
Банкет продолжался около часа, за это время успели попробовать все вкусняшки, приготовленные бабулей.
- Ну а теперь сюрприз!
Хозяйка квартиры проследовала к балкону, гости шли за ней. Она, раздвинув шторы, открыла дверь и отошла в сторонку. На балконе, сверкая чёрной краской, стоял новенький велосипед с хромированными подкрылками. На руле его красовалась фара и блестящий звоночек. Внучок потерял дар речи: такого он никак не ожидал от бабушки. Свежий воздух, дохнувший с балкона в лицо подростку, вернул его в чувство.
Уже через пять минут во дворе под пристальным взором старушек, неизменно сидящих на лавочках у подъезда, и детворы, играющей в песочницах, Валера проводил тест-драйв своего железного коня.
Вдруг откуда ни возьмись появились Давид и Зураб на своих видавших виды велосипедах.
- Ну, что, погоняем? - предложил Зураб.
Вера Ивановна и Елена наблюдали за происходящим с балкона, они всё слышали.
- Мам, можно?
- Только на дорогу не выезжайте, - своим бархатным голосом ответила мамаша.
- Хорошо! - прокричал, на ходу запрыгивая на велосипед, Валера.
Через минуту трое ребят мчались по узким задворкам старого города по направлению к морю. А мать и дочь возвратились за стол в комнату и продолжили обмен информацией, скопившейся за год.
Ребята, наплескавшись в море, подошли к своим велосипедам, взяв с них одежду, начали одеваться.
- Послушайте, а не поехать ли нам на аэродром? - предложил Давид.
- Неплохая идея, минут за тридцать управимся, а оттуда прямиком домой, - поддержал Зурик.
- А что там делать будем? - как бы предчувствуя неладное, спросил Валерчик.
- Погнали! Там есть местечко, туда можно пробраться незаметно, самолёты взлетают прямо над головой. Мы там бывали, даже уши закладывает от шума, - подняв велик, выталкивая его с пляжа на асфальтированную дорожку, сказал Давид.
Солнце неторопливо опускалось в море, длинный летний день завершал свой марафон. Всё живое потихоньку угомонялось, с моря потянуло холодком.
И вот они уже в запретной зоне, за взлётной полосой, притаились, словно зайцы за кочкой, прячась от хищника. Время ожидания тянулось, словно жвачка на горячем асфальте, прилипшая к подошве ботинка.
- А может, ну его, поедем домой, нас наверняка там уже ждут, - изрёк гость из Геленджика.
Зураб, взглянув на свои электронные часы, которые ему в двенадцать лет подарил его старший брат, ходивший в заграничные рейсы на сухогрузе, предложил.
- А давайте подождём ещё минут пятнадцать.
Так и решили...
И тут все заметили, как вдалеке по рулёжке, направляясь к взлётной полосе, блестя серебряным фюзеляжем под лучами уставшего за день солнца, бежал турбовинтовой транспортник.
- Вот и дождались, - промолвил Давид.
Друзья притихли и, словно кролик с удава, не сводили своих глаз с выполняющего маневр самолёта. Летательный аппарат, вырулив на взлётную полосу, притормозил, остановился и замер, словно рысь, готовая к прыжку на свою жертву. Будто метроном отсчитывает время, застучало у ребят в висках.
- Началось... - почти шепотом произнёс Зураб.
Машина, взвыв турбинами, рванула и понеслась по полосе, набирая скорость.
- Ну, давай, взлетай! - громко крикнул Давид.
Взлётка заканчивалась, и уже как бы из последних сил стальная птица, оттолкнувшись от земли, поднялась в воздух. Очевидно, с самого начала что-то у них на борту не заладилось. Самолёт, так и не набрав высоту, накренился набок, при этом задев крылом мачту локатора, начал падать.
Давид и Зураб, много раз наблюдавшие за взлётом авиалайнеров, быстро поняли всю трагичность ситуации и что было сил рванули к дыре в заборе. Валерка стоял как заворожённый и взирал на падающую на него машину. Самолёт, словно летающий ящер юрского периода, распростёр крылья, выпустив когтистые лапы, стремглав летел на свою добычу.
Выйдя из оцепенения, юноша понял безвыходность своего положения, присел на корточки, пригнул голову к коленям и зажал её руками...
Его друзья были уже возле забора, когда задрожала земля и прогремел взрыв. Ударная волна подтолкнула ребят сквозь проём в ограде, и они оказались за пределами аэродрома. Подхватив свои велосипеды, они помчались подальше от ужаса, происходящего на лётном поле...
***
Сделав над собой усилие, Александр открыл глаза, в прихожей вовсю, разрываясь, звонил телефон, который и вывел его из мертвецкого сна. В голове у него шумело, слегка подташнивало, от большого количества выпитого коньяка. Он встал с дивана, на котором спал в туфлях и костюме, побрёл к телефону, покачиваясь на ходу. Стрелки будильника, стоявшего на тумбочке возле телефона, показывали час ночи. «Кто бы это мог звонить в такое время?» - подумал он.
Звонок был междугородный. Звонила из Батуми соседка Веры Ивановны, она-то и сообщила ему о произошедшей трагедии. Мать и бабушка Валеры были не в состоянии этого сделать, так как приняли много успокоительных таблеток.
У него словно что-то оборвалось внутри, его мозг отказывался принимать информацию, он словно завис в каком-то кошмарном сне, не понимая сути происходящего. Единственное, что он знал: ему нужно в Батуми, но до утра, естественно, нет никакого транспорта. Взяв из ящика тумбочки ключи от машины и прихватив весь денежный запас, имеющийся в доме, он вышел на лестничную клетку.
Одно из частых явлений восьмидесятых - отсутствие света в подъезде: лампочки либо перегорали, но чаще их просто выкручивали несознательные жильцы для своих нужд.
Замкнув квартиру, доктор шагнул на лестницу. То ли коньяк сделал своё «доброе дело», то ли какие-то другие факторы, повлиявшие на его состояние, он промазал мимо ступеньки и упал вниз головой...
II
Яркий луч солнца сквозь закрытые веки проник в сознание Александра. Он вышел из комы и открыл глаза. Обведя мутным взглядом помещение, в котором находился, он понял, что это реанимационная палата. Постепенно, словно на фотобумаге в проявителе, в его сознании начали вырисовываться события последних дней.
В палату вошла медсестра. Поймав его взгляд, сказала: «С возвращением в этот мир. Подождите, я позову доктора», - и, повернувшись, вышла. Через пять минут молодой хирург, осмотрев больного, рассказал ему о событиях, которые не были зафиксированы в его памяти...
Его без сознания в подъезде обнаружила молодая пара, поздно возвращавшаяся из гостей. Они-то и вызвали скорую помощь. С пробитым черепом и проваленным напрочь носом его доставили в больницу. Четыре часа потребовалось хирургам, чтобы возвратить все поломанные кости на их прежние места и там закрепить. Потом трое суток с помощью медицинской техники поддерживали жизнедеятельность его организма. И вот сейчас, когда он вышел из комы, ему предстояло длительное лечение...
Александр Савельевич вышел на крыльцо медицинского учреждения. В лицо ему дунул резкий порыв ветра, с неба срывался мелкий дождь. Тридцать дней ему пришлось провести в этих стенах, и вот теперь перед ним стояла дилемма: что делать дальше. В душе у него была пустота, все чувства и эмоции словно умерли в нём вместе с тем человечком, которого он лишил жизни. Последующая трагедия огненной тоской выжгла всё, что связывало его с прошлым. Вместе с Валеркой для него словно все умерли. Красавица жена пару раз звонила из Батуми, попросила развод. Он дал согласие, она его больше нисколько не интересовала, словно не было четырнадцати лет, прожитых совместно.
Эта варварская операция поставила и в его жизни точку отсчёта - до и после. Отбыв бюллетень до конца, он взял полагающийся ему отпуск с последующим увольнением. «Может быть, передумаешь, из горкома партии о тебе ходатайствовали о твоём назначении заведующим родильным отделением. А там я скоро пойду на пенсию, займёшь моё место», - уговаривал его Пётр Иванович, главный врач. Все уговоры были тщетны. Забрав трудовую книжку, он поспешил поскорее уйти подальше от больницы...
***
Резкие порывы ветра отогнали от него мрачные мысли, чёрной массой обволакивающие его сознание. Мужчина с весьма изменившейся внешностью возвратился в реальность. Он находился на краю света. Это был Петропавловск-Камчатский. Перед ним стоял небольшой дорожный чемодан, в руках - газета «Рыбак Камчатки», по объявлению из которой он и прилетел сюда.
«Молодой человек, на такси не желаете поехать? Лишнего не возьму», - вращая на указательном пальце ключи, обратился к нему кавказец в большой чёрной фуражке.
Повернувшись вполоборота к таксисту, взглянув на него сверху вниз, доктор ответил: «Поехали, вот адрес», - и вложил в руку водиле газету.
Примерно минут через тридцать он уже находился в отделе кадров рыболовецкого колхоза, раскладывая на столе свои документы. Кадровик, ещё старой закалки работник, повертев в руках диплом медицинского института, взглянув поверх очков на молодого специалиста, спросил:
- Фельдшером на плавбазу пойдёшь? Есть вакансия.
- Пойду.
- Тогда вот тебе обходной, через три дня «Камчатский коммунист» отходит.
Через три дня новоиспечённый фельдшер обустраивал свой кабинет на рыболовецкой базе колхоза с именем опять же вождя мирового пролетариата Ульянова. По ту сторону иллюминатора расстилались бескрайние морские просторы, в небе кружили чайки, сопровождавшие судно. И этот пейзаж обещал оставаться неизменным минимум на ближайшие два месяца.
Доктор раскладывал медикаменты по шкафчикам и ящичкам, при этом записывая, где и какой у него препарат, чтобы в случае необходимости суметь оказать срочную медицинскую помощь больному. Протерев инструмент спиртовым раствором, он сложил его в металлический бокс и закрыл. Тоска, словно ненасытная пиявка, сосала под ложечкой. Неопределённость, необустроенность, неизвестность будущего - всё это не давало ему покоя. Он взял бутыль со спиртовым раствором, плеснул в мензурку и залпом выпил. Жидкость обожгла внутренности, но немного утихомирила ненасытную пиявку. Александр, не закусывая, тут же налил вторую порцию спиртного и опустошил её. Затем он вышел на палубу, достал пачку «Стюардессы» и закурил. Эта пагубная привычка появилась у него несколько дней назад. Она ему тоже помогала как-то справляться с тоской.
Потянулась мрачная вереница рабочих дней. У него появились свои пациенты, которым требовались различные медикаменты - кому-то от головной боли, кому-то нужно было сбить артериальное давление, третьему - сердечные капли. Реже приходилось сталкиваться с травмами, но и здесь чувствовался профессионализм доктора.
День проходил в заботах и делах незаметно, наступала ночь, и опять его охватывали мрачные мысли. Бывало, среди ночи он просыпался в холодном поту: ему снились младенцы, плывущие в грязном потоке подземной канализации. Затем, откуда ни возьмись, появлялся его сын Валера, весь обгоревший после трагедии, просил тихим голосом: «Спаси их, папа...» Приходилось снова прибегать к спиртному и сигаретам. Ему уже порой казалось, что ещё немного - и он пополнит ряды пациентов психиатрической клиники. Затем приходило утро, и ночь со своими страхами уступала место солнечному дню, приносящему свою порцию позитива.
Однажды он стоял на палубе, держась за поручни, наблюдал заход солнца. К нему подошла буфетчица Катя в туго обтягивающих её стройную фигуру голубых джинсах и свитере, свисающем с одного плеча.
- Док, огоньку не найдётся? - спросила она, доставая жёлтую пачку «Кэмела».
Александр Савельевич дал девушке зажигалку. Прикурив, она стала рядом. Ей было лет двадцать пять. На судно девушку взял её дядя, старший помощник капитана. В те времена такие места считались злачными и занять их простому смертному было нереально.
- Что, тоже скучно, Александр Савельевич? А можно без отчества? Мне кажется, наша разница в возрасте это позволяет.
- Ну, уж если это столь важно, то пожалуйста, - ответил фельдшер и глубоко затянулся.
- У тебя есть семья? Что тебя заставило одного сюда забраться? Погоня за длинным рублём? - на одном дыхании выпалила девушка.
Александр вкратце обрисовал свою биографию, не вдаваясь в подробности, а также обозначил статус холостяка. Выдержав паузу, он сослался на то, что устал и завтра рано вставать, и, откланявшись, пошёл в свою каюту.
- Я приду завтра на перекур. Всё же вдвоём веселее, - крикнула Катя вдогонку.
С этого дня их перекуры перед сном стали традиционными. Для него это была приятная пауза перед ночными мытарствами, где он сам себя осуждал во всех тяжких.
В очередной раз, когда солнце уже скрылось в морской пучине, она спросила: «Саш, а нет ли у тебя чего-нибудь выпить? Совсем скука одолела».
Док проводил даму к себе в «апартаменты». Выпив спирту и раскрепостившись под его воздействием, молодые люди позволили природным инстинктам взять над собой верх. Изголодавшиеся по ласкам, они слились в единую плоть, и время для них остановилось. В бурных страстях ночь пролетела незаметно. Рано утром девушка быстро прошла к себе.
С этого момента у них начался роман. У Александра потихоньку притупилась старая боль в душе и начала вырисовываться на горизонте перспектива его новой жизни. Впервые он подумал: а что будет дальше. Всё начиналось с чистого листа, формировались новые чувства и отношения...
Путина подходила к концу, пора было возвращаться на берег, молодые люди не строили никаких планов. Они жили одним днём и проживали его без остатка. И вот настал момент, когда они уже стояли на причале со своими вещами, пауза повисла в воздухе.
Первой её прервала девушка:
- Саша, я без тебя не смогу, я люблю тебя. Я за тобой хоть на край света.
Повернувшись друг к другу, молодые обнялись и слились в поцелуе. Это было больше всяких слов.
Высвободившись от поцелуя, Катя прошептала:
- Что будем делать?
Решили вернуться в Геленджик, в квартиру Александра. Девушка выписалась с жилой площади своего дяди, взяла пару чемоданов с вещами, и минуту спустя они уже шли по направлению к стоянке такси...
Геленджик встретил их бархатным сезоном. Александр и Катерина, словно новобрачные в медовый месяц, погрузились в сладкие сети любовных отношений. Окружающий мир для них словно не существовал. Они были в своей галактике, созданной ими, со своими параметрами и условиями для жизнеобеспечения. Посторонним здесь места не было. Обустроив своё двухкомнатное гнёздышко на новый лад, они выбросили всю старую мебель, сделали ремонт и поменяли машину. Теперь под окном красовалась новенькая «семёрка» цвета морской волны.
Говорят, на Камчатке словно полоски тельняшки чередуются: чёрная, белая. Так и путины: год рыбная, год нет. Нашим героям повезло, они оказались в нужное время в нужном месте и заработали достаточное количество денег.
И теперь недостаток денежных знаков их не беспокоил. Александр Савельевич приложил максимум усилий, чтобы ничего не напоминало ему о прежней жизни. Даже поменял номер телефона и старался не встречаться ни с кем из прошлого, которое для него просто не существовало. Новая жизнь входила в свою колею, которая сулила нашим героям безоблачное будущее с массой приятных неожиданностей. Они-то и не заставили себя долго ждать...
Солнце клонилось к закату, ветер понемногу утих, узкая полоска пляжа после вчерашнего шторма напоминала вспаханную целину с торчащими корягами и разбросанными водорослями. Одинокие пары прохаживались по набережной, вдыхая мягкий морской воздух, наслаждаясь последними осенними деньками. Саша и Катя сидели на лавочке и по традиции провожали вечернее солнце, которое, попрощавшись с морем, уходило далеко на запад, продолжая радовать своим присутствием многие народы планеты Земля.
- У меня есть для тебя новость, дорогой. Правда, не знаю, хорошая или плохая, мы раньше эту тему не обсуждали.
- Ну и что же это за тема, Катюша?
- Я с этим не сталкивалась, но мне кажется, я беременна.
Пауза затянулась, Катя смотрела на закат, Александр молчал. Девушка не выдержала и взглянула на него. По его щекам катились слёзы.
- Что случилось, дорогой, ты расстроен?
- Катя, завтра идём в ЗАГС! У нас семья, понимаешь?
Он быстро поднялся, подхватил девушку на руки и стал кружить, затем, немного подустав, вернул её обратно на лавочку. Присев рядом, они обнялись и молча сидели, окунувшись каждый в свои мысли, пока не наступили сумерки. Домой возвратились поздно, ужинать не стали, приняли душ и легли спать.
Утро следующего дня выдалось на редкость ясным, словно предвещая уйму позитива молодым людям, усердно принявшимся строить свою новую жизнь...
***
За окном стояла непогода, дул норд-ост и хлестал косой декабрьский дождь. Календарный год подходил к концу. На улице суетились прохожие, спеша завершить всё не сделанное в этом году и приготовиться к встрече нового. Геленджик преображался к основному зимнему празднику. На площади города уже стояла главная зелёная красавица, одетая в гирлянды бегущих огней и украшенная огромными блестящими шарами. Во всём чувствовалась праздничная атмосфера.
Елочки можно было встретить повсюду - на крышах багажников легковых авто, в общественном транспорте и просто в руках прохожих, спешно передвигавшихся под зонтами, укрываясь от промозглого, холодного дождя. Товаром, пользовавшимся особым спросом, в это время были мандарины, привезённые из Абхазии, и «Советское шампанское», предпочтительно Абрау-Дюрсо. Особо стратегическим товаром считалась варёная колбаса, как основной ингредиент салата с романтическим французским названием «Оливье», по традиции считавшимся основным блюдом при встрече Нового года. Почти все вышеперечисленные продукты в советское время считались дефицитом, поэтому одним из привычных предпраздничных пейзажей были длинные очереди в магазинах.
Катя, развесив пелёнки на бельевой верёвке, вернулась с балкона в комнату. Услышав звонок в дверь, она поспешила в прихожую. Отворив дверь, молодая мамаша впустила в квартиру счастливого отца семейства, державшего в правой руке елочку, увязанную шпагатом, а в левой - авоську, содержащую весь вышеперечисленный набор дефицитных товаров.
- Катюша, я выполнил предновогодний минимум по приобретению стратегических товаров к новогоднему столу, - выпалил с порога Александр Савельевич, снимая обувь и верхнюю одежду.
- Кормилец ты наш, мы ждали тебя с нетерпением.
- Как состояние молодого поколения? Не требуется ли вмешательство доктора? - выкладывая продукты в двухкамерный холодильник «Бирюса», также указывающий на материальный достаток семьи в тот период времени, поддерживая разговор, спросил Александр.
- У Маши небольшая диарея, а у Даши повышенная температура. Думаю, что справимся без привлечения медицинского персонала. На плите твой любимый плов. Правда, с тушёнкой, мяса в холодильнике не обнаружено.
Так началась новая эпоха для Александра Савельевича. Вереницей монотонно прожитых дней, сплетаясь в цепочку повседневных событий, складывалась дальнейшая судьба нашего героя. Шло время, Маша и Даша росли, радуя своих родителей, которые понемногу старели. Обычная жизненная схема - садик, школа, институт - остались позади. Дарья Сергеевна, пошла по стопам отца, став доктором, вышла замуж и обосновалась в Питере. Маша была более домашней девушкой. Окончив экономический факультет, она устроилась бухгалтером в санаторий и не торопилась покидать родителей.
Как-то вечером за ужином Александр, пряча свой взгляд от супруги и дочери, завёл разговор:
- Сегодня я проходил медкомиссию для получения нового водительского удостоверения. Один из анализов оказался не совсем нормальным. В общем, дали направление в краевую онкологическую больницу. Да я и сам давно почувствовал: что-то не то с горлом, никотин сыграл свою злую шутку.
Катя оторопела от услышанного, вилка из её руки со звоном упала в тарелку с мясной нарезкой. Маша, ещё не до конца понимая всю суть происходящего, растерянно смотрела то на отца, то на мать.
- Я надеюсь, всё будет хорошо. Да и наконец-то брошу курить, поскольку нет силы воли для этого. Завтра мне рано вставать, спокойной всем ночи, - не давая своим домочадцам опомниться от шока, мужчина встал и быстрым шагом удалился в свою спальню.
Вот тут-то и начался психологический прессинг под давлением ночи на возбуждённый мозг больного онкологией человека. Опять перед его глазами вырисовывалась та картина: маленькая головка со свисающим глазиком лишённого им жизни человека. Он упрекал себя в трусости: сам творил зло - не боялся, а когда пришёл момент расплаты - испугался.
«Да ведь я много делал подобных операций, но не дает мне покоя эта».
Остаток ночи прошёл в полудрёме, это был какой-то ужас, опять грязные потоки канализации несли изодранные тельца младенцев, опять его Валерка, измученный до предела, просил спасти деток, плывущих в грязном потоке.
Не выспавшись, с воспаленными, отекшими глазами Александр Савельевич сел за руль своей «девятки» и направился в краевой центр.
Ужасный диагноз подтвердился, предстояло длительное лечение. Сам, будучи врачом, он понимал, что шансов на выздоровление минимум. Поэтому надежда была только на чудо. Откуда его ждать? От экстрасенсов, целителей или от Бога? Медицина была беспомощна, и поэтому самый близкий путь оказался к Господу. Экстрасенсов и целителей нужно было искать, знать их адреса, а тут первым, что пришло на ум: Господи, за что. Как будто начался диалог. Вторая половина полушария вторила: «А то не за что? А десятки тобою загубленных душ в утробе?» «Но это же была работа...» «У палача тоже работа...»
И тут его жизнь вошла в другую фазу. Если это попытаться с чем-нибудь сравнить или как-то охарактеризовать, то лучше всего подойдёт: он встал на ступень земных мытарств. Началось хождение по кабинетам, сдача множества анализов, горы медикаментов дополнили интерьер квартиры. И всё это на фоне мрачного настроения всех членов семьи. С чем можно сравнить состояние человека, больного раковым заболеванием? Разве что с канатоходцем из песни В.С. Высоцкого: «Посмотрите, вот он без страховки идёт. Чуть правее наклон - упадёт, пропадёт! Чуть левее наклон - всё равно не спасти». И вот здесь невольно приходит на ум: а от кого же зависит критический градус этого наклона, за которым человек вступает в вечность?
Слово «вечность» для каждого человека имеет своё представление. Для учёных мужей, воспитанных в атеистическое время, - это знак бесконечности, а для больного - это ещё и знак неопределённости, неизвестность, ожидающая его за пределами земной жизни. Как раз это и пугает больше всего. Понимая, что основная масса больных всё же не выживает, человеческая душа начинает метаться из одной крайности в другую, при этом цепляясь за каждую спасительную соломинку в бурном потоке житейского хаоса. Мгновенно появляется множество сочувствующих, предлагающих свои рецепты, при этом красноречиво заверяя, что его знакомым это помогло.
***
Время шло. Александр прилежно занимался своим лечением, соблюдая все рекомендации лечащего врача, попутно опробовав множество рецептов народной медицины. Тем не менее состояние его постепенно ухудшалось. Вечерние прогулки начали утомлять его.
Однажды, возвращаясь с одной из них, он услышал звон колокола, доносящегося из храма, расположенного по соседству. «Катя, а давай зайдём в церковь, поставим свечку. Я ни разу там не был».
Супружеская пара изменила свой курс по направлению к храму. Они вошли в полумрачное помещение. Их окружила непривычная атмосфера, ранее им не знакомая. В воздухе пахло ладаном, на подсвечниках горело множество свечей, на стенах висели иконы с изображением доныне им не известных людей.
Купив свечи, они прошли к иконе, расположенной посреди храма на аналое. Поставив свечу, Александр обратился к женщине в синем халате, ухаживавшей за подсвечником. «Простите, а не подскажете, кому нужно ставить свечи и в каких случаях?»
Женщина, привыкшая к подобным вопросам, напустив на себя важности, начала урок: «В первую очередь нужно поставить Спасителю и его Пречистой Матери. Это вот здесь. Затем к иконе праздника и храмовой иконе. И, конечно же, вашему небесному покровителю, именем которого вы наречены при крещении».
«Да, но у меня нет небесного покровителя, я не крещен», - выдавил из себя ослабевший от болезни мужчина.
«Тогда это как письмо на деревню дедушке. Одним словом, письмо с просьбой о помощи без обратного адреса. Креститься вам надо, вот что», - закончила свои наставления служащая храма.
Александр осмотрелся вокруг: у многих икон стояли люди, они словно беседовали с кем-то, изливая свою скорбь, у некоторых катились слёзы. Он чувствовал: и у него есть такая потребность. Ему хотелось, как в детстве, прижаться к маме и открыть все сокровенные закуточки своей души. Но скопившиеся у него проблемы были далеко не детские, и поэтому в его случае нужен был кто-то гораздо выше мамы. И он понял: тот, кто ему нужен, здесь, рядом, и это есть Бог. Он выше всего, и все в его власти.
И он, повернувшись, снова обратился к своей собеседнице: «Подскажите, а как можно принять крещение?»
«Да вот отец Пётр вышел на амвон, поговорите с ним», - вынимая огарки свечей из ячеек подсвечника, сказала женщина.
***
Настало воскресенье. Александр Савельевич и Екатерина пришли в назначенное батюшкой время в церковь. Одновременно с ними крестили ещё двух младенцев. Началось таинство крещения. Запах ладана, звон кадила и молитва священника заполнили всё пространство храма.
Наш герой с величайшим вниманием вслушивался в каждое слово, произносимое батюшкой. Многое ему было непонятно, поскольку молитвы читались на старославянском языке. И всё же он понял, что присягал служить Богу во всём и везде и отрекался от Сатаны и его слуг. Таинство было окончено, и священник читал проповедь. На груди Александра висел серебряный крестик на чёрном шнурке, приобретённом здесь же, в храме. Он чувствовал, как что-то в нём изменилось: он стал частичкой чего-то большого и важного, да, он стал одним из членов Святой Христовой церкви. Священник закончил свою проповедь словами: «И жизнь, и смерть - всё в руках Господа».
***
Состояние больного продолжало ухудшаться. Но он всё же чувствовал радость. Это было состояние души, которая обрела Бога. Он знал, что если болезнь не оставляет его, то это угодно Творцу и всё происходит по его воле. В нише книжного шкафа в квартире Александра и Катерины появились иконы, это складень Спасителя и Богородицы, а также распятие Иисуса Христа. По краям стояли именные иконы святого Александра Невского и Великомученицы Екатерины. В доме появились Евангелие и молитвослов, а также Псалтирь. Супружеская пара стала упражняться в чтении псалтири, читалось Евангелие и разные молитвы.
Когда боль становилась невыносимой, он смотрел на распятие и говорил: «Спаситель наш невинно претерпевал такие муки за наши грехи, а я столько зла принёс в этот мир. Прости меня, Господи». Затем брал Псалтирь с прикроватной тумбочки и начинал читать до тех пор, пока боль не уходила на второй план, и он чувствовал, что оставался наедине с Богом. Ему открывались его грехи перед Творцом и становилось настолько стыдно за содеянное, что он заливался горькими слезами. Подобное он уже проживал в миниатюре в детстве, когда разбил хрустальную вазу, подаренную маме на её тридцатилетие в горкоме партии. Как-то, подойдя к серванту, пятилетний Саша обратил внимание именно на эту вазу. Изделие ручной работы, выполнено в виде кувшинки. В то время очень дорогая вещь.
Мальчик взял из ящика кухонного стола серебряную вилку и, ударяя ею по вазе, начал извлекать красивые звуки. Это настолько было интересно! В разных местах соприкосновения вилки и вазы звон менял свою тональность. Занятие так увлекло ребёнка, что он то ли не рассчитал силы удара по импровизированному колоколу, то ли попал в точку напряжения материала. С взрывным эффектом изделие из калёного стекла разлетелось на мелкие осколки.
Саша испугался и не знал, что делать. От страха он забрался под кровать и находился там до прихода родителей. Когда же мать, войдя в квартиру, не увидела ребёнка, начала его звать, мальчик покинул своё убежище, подбежал и прижался к её коленям. На вопрос, что случилось, малыш заплакал навзрыд. Минут тридцать испуганная женщина не знала, что случилось с ребёнком. Когда всё же удалось его успокоить, он ответил: «Мама, я разбил твою вазу».
Гладя его по голове, женщина ласково сказала: «Золотце ты мое, это всего лишь вещь. Если надо будет, мы купим ещё, а ты у нас один», - и, нагнувшись, она поцеловала его в лобик. В этот момент ребёнок понял, что его простили, и огромная радость охватила всю его сущность.
***
Екатерина возвращалась домой с работы. Попутно она зашла в церковь, поставив свечи и помолившись, направилась к выходу. В дверях она встретилась с отцом Петром.
- Ну как там Александр? - поинтересовался он.
- Плохо, уже самостоятельно не встаёт, но духом не падает.
- Молитвы читает? А Псалтирь? - расспрашивал отец Пётр.
- Да, батюшка, и Евангелие тоже.
- Давай-ка завтра его пособоруем. Я думаю, что пора, - назначив время, священник, попрощавшись, продолжил свой путь.
На следующий день в двухкомнатной квартире, сильно пропахшей медикаментами, отец Пётр совершал чин соборования. Всё шло своим чередом: читались молитвы, помазывали больного мирром. Когда погасили свечи, священнослужитель стал собирать свои принадлежности в небольшой потёртый кожаный чемодан.
- Батюшка, - тихо проговорил больной.
Отец Пётр повернулся и увидел светлую, спокойную улыбку Александра Савельевича.
- Ну, что, полегче стало? - спросил он его.
- Вы знаете, у меня такое впервые. Останусь я жить или умру, это меня уже не тревожит. Я чувствую, что есть более важные аспекты моего будущего, - выдавил из себя больной и прилёг.
Следующие сутки он провёл в полуобморочном состоянии, с закрытыми глазами, читая про себя молитвы, слегка шевеля губами. Во второй половине ночи Катя услышала тяжёлое дыхание мужа с характерным похрапыванием. Она подошла к постели больного, нагнувшись, спросила:
- Саша, тебе плохо?
- Катюша, позови Машу, давайте прощаться, - тихим шёпотом ответил он.
- Родной, может быть, тебе обезболивающих дать?
- Катя, буди Машу, это серьёзно.
Через минуту мать и дочь стояли у кровати умирающего главы семейства. Он попросил воды, Маша налила в стакан и вложила ему в руку.
- Обнимите меня, - попросил он.
Женщины со слезами на глазах одновременно прижались к нему с двух сторон, с трудом сдерживая себя от рыдания.
- Попью водички, и больше вы меня не увидите, - сделав глоток, он отдал стакан дочери.
Катя помогла ему прилечь на большую пуховую подушку. Дыхание становилось всё тише и тише, и наконец его совсем не стало слышно.
Екатерина за последнее время много узнала у отца Петра: какие молитвы когда нужно читать и как. По её щекам скатывались слёзы, дрожащими руками она взяла Псалтирь. На нужной странице заранее была заготовлена закладка. Она открыла книгу и принялась читать канон при разлучении души от тела.
«Я ещё здесь», - тихо вымолвил умирающий.
Женщина сделала паузу и перевела свой взгляд с книги на мужа. Он открыл глаза, они радостно светились. Судя по его взгляду, он что-то рассматривал, но уже в ином мире. Лицо его расплылось в счастливой улыбке. Это были последние секунды связи между душой и телом. Через мгновение стало ясно, что эта связь прервалась навечно.
Дочитав канон, новоявленная вдова почувствовала духовную умиротворённость. Она смотрела на тело новопреставленного, близкого ей человека, явно понимая, что его уже нет в этой бренной плоти, он ушёл. Маша, рыдая, подошла и обняла мать «Мама, мне показалось, у папы была радость во взгляде?» «Я думаю, что Господь принял покаяние и простил его», - глядя в пространство, уставшим голосом ответила мать...
«Лекарство от рака простое. Врачи пользуются им ежедневно, оно постоянно у них под рукой, как мне это, по благодати Божией, известно. Но Бог не открывает им это средство, потому что в последнее время в результате раковых болезней наполнился Рай».
Порфирий Кавсокаливит
В. Малёванный
