Рассказы, стихи и сказки о маме

Гринька и Федя собрались на луг за щавелем. И Ваня пошел с ними.

— Ступай, ступай, — сказала бабушка, — наберешь щавелю — зеленые щи сварим.

Весело было на лугу. Траву еще не скосили. Кругом далеко-далеко пестрели цветы — и красные, и синие, и белые. Весь луг был в цветах.

Ребятишки разбрелись по лугу и стали рвать щавель. Все дальше и дальше уходили они по высокой траве, по веселым цветам.

Вдруг Федя сказал:

— Что-то здесь пчел много!

— Правда, здесь пчел много, — сказал и Ваня. — Все время гудят.

— Эй, ребята, — закричал издали Гринька, — поворачивай обратно! Мы на пчельник забрели — вон ульи стоят!

Вокруг колхозного пчельника густо росли липы и акации. А сквозь ветки были видны маленькие пчелиные домики.

— Ребята, отступай! — скомандовал Гринька. — Только тихо, руками не махать, а то пчелы закусают.

Ребятишки осторожно пошли от пчельника. Они шагали тихо и руками не махали, чтобы не сердить пчел. И совсем было ушли ОТ пчел, но тут Ваня услышал, что кто-то плачет. Он оглянулся на товарищей, но Федя не плакал и Гринька не плакал, а плакал маленький Васятка, сын пчеловода. Он забрел на пчельник и стоял среди ульев, а пчелы так и налетали на него.

— Ребята, — крикнул Ваня, — Васятку пчелы закусали!

— А что, нам за ним на пчельник идти? — ответил Гринька. — Нас и самих пчелы закусают.

— Надо его отца позвать, — сказал Федя. — Вот пойдем мимо их дома — его отцу скажем.

И оба пошли дальше. А Ваня вернулся и пошел прямо на пчельник.

— Иди сюда! — крикнул он Васятке.

Но Васятка не слышал. Он отмахивался от пчел и кричал во весь голос.

Ваня подошел к Васятке, взял его за руку и повел с пчельника. До самого дома довел.

Васяткина мать выбежала на крыльцо, взяла Васятку на руки:

— Ах ты непослушный, зачем на пчельник ходил? Вон как пчелы искусали! — Посмотрела на Ваню: — Ах, батюшки, Ванек, — сказала она, — и тебе от пчел досталось из-за Васятки! Ну, да ничего, ты не бойся: поболит — перестанет!

— Мне ничего, — сказал Ваня.

И пошел домой. Пока шел, у него распухла губа, и веко распухло, и глаз закрылся.

— Пчелы, — ответил Ваня.

— А почему же Гриньку и Федю пчелы не тронули?

— Они убежали, а я Васятку вел, — сказал Ваня. — А что ж такого? Поболит — перестанет.

Отец пришел с поля обедать, посмотрел на Ваню и рассмеялся.

— Федя с Гринькой от пчел убежали, — сказала бабушка, — а наш простофиля полез Васятку спасать. Вот бы мама сейчас его увидела — что бы она сказала?

Ваня глядел на отца одним глазом и ждал: что сказала бы мама?

А отец улыбнулся и похлопал Ваню по плечу:

— Она бы сказала: молодец у меня сынок! Вот бы что она сказала!

Утром я не вышла гулять, и мы с мамой поехали в «Детский мир» покупать мне новое пальто. Уж мы мерили-мерили, сто штук перемерили. Наконец выбрали. Розовенькое, с пушистым капюшоном. Такого у меня никогда не было! Продавщица улыбнулась и вручила пакет не маме, а мне.

Во двор я вышла королевой красоты. Ребята играли в прятки, и я сразу же пошла «на новенького». Водить пришлось долго. И все из-за Толика. Ух, и хитрый он: знает, где прятаться! То залезет в пустой помойный бак, то в щель между гаражами, а тут забрался под мотоцикл, накрытый брезентом. Но меня тоже не проведешь — я наблюдательная. Где это видано, чтобы у мотоцикла кроме колес ещё и ноги были, в красных носках?!

— Все! Попался Толик! Теперь тебе водить!

Толик всё водил и водил.

— Обознатушки-перепрятушки, — орали ребята и хохотали над растерянным Толиком, который то и дело ошибался.

— Палочка-выручалочка, Катька! — кричал он. А это была вовсе не я, а Наташка в моем пальто! Чтобы Толик подольше ее не узнавал, она нарочно пониже опустила капюшон и задом-задом, выползала из большой трубы, лежавшей возле нового дома.

— Палочка-выручалочка, Наташка! — кричал в другой раз Толик. А мы с ней уже давно переоделись. Наташка в платочке до самых бровей неслась выручать «за всех». Ух и весело было!

Когда прятаться надоело, мы решили строить шалаш. Тут много чего осталось после стройки: проволока, ведра из-под краски, всякие ящики. Ребята притащили старую железную кровать с сеткой. Сперва, конечно, на ней все попрыгали, а потом перевернули вверх ножками и стали прилаживать к ней со всех сторон фанеру. Получились стенки.

Мне сразу повезло: я нашла в строительном мусоре ржавый лист железа. Грохоту было на всю улицу, когда я волокла его к нашему шалашу!

-Ура! Крыша едет! — закричали все, увидев, что я тащу. Дружно ухватившись за ржавые края, мы втянули «крышу» на верх шалаша. Потом нашли совсем еще хороший матрац. Все! Крыша над головой есть. Сидеть тоже есть на чём, можно влезать.

Хорошо! Будто в норке. Рядом — Толик, Славка, Светка, сзади к спине тоже кто-то привалился. Дождичек накрапывает, а здесь тепло, таинственно. Ржавые капли иногда за шиворот падают, но это ничего: отодвинуться можно чуточку — и снова сухо. Сиди и смотри, как злится непогода, да слушай страшные истории.

Рассказывали долго. Уже зажглись фонари и окна в доме напротив. Я отсидела ногу, и ее покалывало иголочками. Я стала ее вытаскивать из кучи-малы, все завозились, и тут шалаш не выдержал — с лязгом рухнул. Когда я вылезла из-под щепок и железок, то увидела: уже почти ночь! И побежала домой.

Мама как открыла дверь, так и зажмурилась. Потом втащила меня в прихожую и поставила перед зеркалом.

Я не узнала себя. Из волос торчали стружки, на лбу и щеках размазались коричневые полосы, а новое пальто было без пуговиц. И уже не розовенькое, а какое-то пятнистое в полосочку.

От ремня мне удалось улизнуть под кровать. Я забилась в дальний угол, и мама пыталась меня выковырнуть оттуда щёткой. Но у неё ничего не получилось.

— Вот только вылези! — стучала она рукой по полу.- Будет тебе. Вылези только!..

Потом она села на кровать, и мне теперь были видны одни её пятки.

— Это что же за чудовище такое на мою голову! Ну ничего не жалеет! Что ни купи! Такое пальто уделать! А?! Такую дорогую вещь!

И мама заплакала.

Мне и маму стало жалко, и пальто, и себя. Я тоже стала потихоньку плакать.

— А когда ты вчера подметала, чулок разорвала, — припомнила я ей, — то сама себя не ругала! И когда папа двери красил и весь вымазался, ему тоже ничего не было. Помнишь?

— Это же другое дело! Это нечаянно, во время работы! А ты… ты…

— Я не нарочно! Мы строили шалаш!

Мне было очень обидно. Вот так и останусь здесь навсегда, и есть не буду, и пить не буду… Ничего не буду. Так и умру… Потом сами же плакать будете, да поздно…

…Проснулась от того, что кто-то крепко ухватил меня за ногу. Сразу и не сообразила спросонок, где это я и что происходит. А тем временем меня уже вытянули на середину комнаты. Это был папа. Он с работы пришел.

— Я то думал, что под кроватью наш кот Бублик спит. Он как нашкодит, так сразу же под кровать прятаться. А это, оказывается, ты! Кто же тебя так вымазал? — папа смотрел на меня с нескрываемым удовольствием.

Мама вошла в комнату.

— Полюбуйся! Какая у нас умница подросла. Вот! — Мама бросила на пол моё новое пальто. — Сегодня купили. Как отделала! Шалаш они, видите ли, строили. Строители.

— Видела бы ты меня, каким домой приходил я, когда был маленький!.. Что ж ты от ребенка хочешь? Не надо было выпускать на улицу в новом пальто. Надела бы на неё комбинезон, каску, перчатки рабочие.

Мама отмыла меня мочалкой, папа почистил пальто бензинчиком, и они с мамой уже посмеивались и о чем-то шептались, пришивая на место пуговицы. А я ходила на цыпочках. Помыла стаканы из-под киселя и поставила чайник, чтобы после такой работы вместе попить чайку с вареньем, будто никакой ссоры и не было, а наоборот, праздник.

Пришла зима. Снег завалил двор и мотоцикл соседа под брезентом, и кучку железок и фанерок в углу двора, где был наш шалаш.

Я вышла с санками. Дворничиха тетя Таня разметала дорожку, оставляя за собой полукруги чистого асфальта, а немного погодя всё снова покрывалось снегом.

— Ну что за пропасть! — ворчала тетя Таня. — Будто и не мела.

А я села на санки и съехала с горки прямо на дорогу.

— Куда тебя несет на проезжую часть! Под машину захотелось?! — закричала она, не переставая скрести лопатой.

— А машин-то нет…

— Когда будут — поздно будет! Давай, давай отсюда!

Дворничиха нагрузила снежные комья в старую большую корзину и, ухватившись за обмороженную веревку, поволокла ее со двора. А я – шмыг! — мимо неё и опять на горку. Мне с высоты хорошо было видно, как тетя Таня перевернула корзину у края дороги.

Приехал снегоуборочный комбайн. Вот хищник! Во обжора! Чав-чав-чав! — и от огромного сугроба только пара комочков осталась!

Прокатилась я еще несколько раз и пошла под окно Толика покричать, чтоб выходил. Толик высунулся в форточку, но ничего крикнуть не успел — его кто-то ухватил сзади и оттащил от окна. Форточка захлопнулась. Всё! Толик не выйдет, это точно. Тогда я поднялась на пятый этаж во втором подъезде, где живет Наташка. Сердитая девушка, отперев дверь, сказала, что Наташка уехала к бабушке.

Я стала смотреть, как тетя Таня убирает двор. Нагнувшись, она долго шарила по земле, отыскивая веревку. Я-то вижу, что конец веревки под корзиной. Мне смешно стало. А Тётя Таня медленно разогнулась и сказала:

— Чем сидеть-то сложа руки да насмехаться, лучше бы помогла веревочку-то поднять. Ишь расселась… Барыня.

Стыдно как! У меня даже уши под шапкой стали горячие. Тетя Таня вернулась со своей корзиной. Она волокла ее за собой. Корзина моталась из стороны в сторону и подпрыгивала. И тут я одну вещь придумала.

— Теть Тань! Я помогу! Вот!

И, схватив корзину, я втащила ее на свои санки.

— Ишь ты! Шустра! — засмеялась тетя Таня. Потом мы вместе насыпали снег в корзину и отвозили со двора.

— Гляди-ка, дело-то как продвинулось! — радовалась тетя Таня.

— А можно, я немного ломом лёд потюкаю?

— А подымешь?

— Это я-то?! Да вы бы знали, какая я силачка!

Я подняла лом и ударила. Откололся маленький кусочек.

— Ну, когда так, поработай чуток, а я домой сбегаю.

Раз, два, три… После пятого удара я поняла, что больше не могу. Тогда я прижала лом к себе и, ударяя всякий раз, приседала. Стало намного легче.

Когда тетя Таня вернулась и отобрала у меня лом, я даже обрадовалась. И руки мои сразу стали такими легкими, что, казалось, сами поднимаются вверх.

И тут я увидела свои варежки. Из красных они превратились в коричневые. А обледеневшие рейтузы в снежных катышках напоминали люстру с висюльками. Я взглянула на свои окна. Там горел свет, пришла с работы мама. Что-то теперь будет?!

Снег повалил сильнее, и я в заснеженной шубе стала как белый медвежонок. И вдруг я увидела возле нашего подъезда еще одного белого медведя.

— Папа!

— Пора домой, работяга!

— Пап, я опять вся измазалась. И шуба, а варежки — лом-то ржавый.

— Да… дела… Теперь влетит! Ты, как домой придешь, сразу лезь под кровать, а я начну за тебя заступаться. Потом он крепко взял меня за руку, подхватил мои санки, и мы пошли.

Когда мама открыла, папа сказал:

— Мы пришли с работы, устали и хотим щей.

— Раздевайтесь, работнички! — вздохнула мама.

И она стала меня раздевать.

— Устала? — спросила мама и прижалась ко мне горячей щекой. И мы крепко обнялись.

А сегодня мне ужасно захотелось удивить маму. И я решил приготовить салат: уж это она точно от меня не ожидает!
Я надел очки для подводного плавания, чтобы не щипало глаза, и нарезал в миску лук. Добавил огурцы, помидоры, сметану и всё посолил. Ура! Сюрприз готов! Просто, быстро и полезно!
Попробовал я своё произведение… Брр! Солоновато! У меня даже очки для подводного плавания соскочили!
– Вперёд! В атаку на соль! – скомандовал я и бухнул в миску сахар.
Теперь получилось сладковато. И даже очень.
– Вперёд! В атаку на сахар! – скомандовал я и бухнул в миску соль.
Соль мигом одержала победу: салат опять стал солёным…
…Так я и метался по кухне – то соль атаковал, то сахар, то салат пробовал. Вдруг ложка стукнула по дну. Миска была пуста! Салат исчез!
«Да это же я его весь перепробовал!» – с ужасом понял я.
Но я не из тех, кто сдаётся! Всё равно будет маме сюрприз!
Я стиснул зубы и снова нарезал ненавистные овощи. Перемешал со сметаной. И тут… пришла мама.
– Привет, сынуля! Что ты такой всклокоченный, весь в огурцах, помидорах, луке и сметане? Неужели салат приготовил? Вот это да! Где моя большая ложка?
Мама попробовала салат и воскликнула:
– Молодчина! Салат замечательный! Только несолёный! Посоли его, сынок!
– Не-е-ет! – закричал я диким голосом. – Мамочка! Миленькая! Посоли сама!
– А что ты так испугался? Это же очень просто! – Мама совершенно спокойно посолила салат. – Вот теперь очень вкусно! Давай, сынок, есть твоё произведение!
– Не-е-ет! Я не буду! Не хочу! – снова завопил я. – Это всё тебе!
– Спасибо, конечно, – сказала мама. – Но очень ты странный сегодня.
– Просто сегодня магнитная буря, – пояснил я и засмеялся: сюрприз удался!

Уж небо осенью дышало,

Уж реже солнышко блистало…

А.С. Пушкин

Шурик ещё не умел читать, но уже знал эти стихи наизусть. Их читала ему мама. Стихи были грустные. И Шурик очень удивился, когда узнал от мамы, что Пушкин, оказывается, любил осень.

Шурик осень не любил. Не любил её за то, что во дворе облетали деревья, и за то, что «реже солнышко блистало». А больше всего за то, что осенью часто шли дожди и мама не пускала его на улицу.

Но вот наступило такое утро, когда все окна были в извилистых водяных тропинках, дождь бесчисленными молоточками заколачивал что-то в крышу, и всё-таки мама не удерживала Шурика дома. Она даже поторапливала его. И Шурик почувствовал, что теперь он совсем большой: ведь и папа тоже ходит на работу в любую погоду!

Мама вынула из шкафа зонтик и приятно похрустывающий белый плащ, который Шурик тайком надевал вместо халата, когда они с ребятами играли в докторов.

− Ты куда? – удивился Шурик.

− Тебя провожу…

− Меня… провожать? Да ещё с зонтиком? Что ты! Ребята на всю школу засмеют!

Мама вздохнула и положила вещи обратно в шкаф.

Шурику очень понравилось бежать в школу под дождём. «Во всех книжках пишут, будто первого сентября обязательно сияет солнышко, − думал Шурик, − а вот сегодня не солнышко, а дождь.  И так даже веселей: летят брызги, визжат девчонки!» И только одно огорчало Шурика: почти все ребята знали друг друга, а он никого не знал.

Один раз Шурик обернулся – и вдруг на другой стороне улицы увидел маму. На улице было много плащей и зонтиков, но маму Шурик узнал сразу. А она, заметив, что Шурик обернулся, спряталась за колонну старого одноэтажного дома. «Прячется! Как маленькая!..» − сердито подумал Шурик. И побежал ещё быстрей, чтобы мама не вздумала догонять его.

Возле самой школы он обернулся ещё раз, но мамы уже не было. «Вернулась домой», − с облегчением подумал Шурик.

Ребята строились по классам. Молодая учительница проворно смахивала с лица мокрые прядки волос, вытирала щёки пёстрым платочком и кричала:

− Первый «В»! Первый «В»!..

Шурик знал, что первый «В» − это он. Учительница повела своих первоклассников на четвёртый этаж.

Ещё дома Шурик решил, что он ни за что не сядет за парту с девчонкой. Но учительница как-то очень просто и весело спросила его: «А ты, наверно, хочешь сесть с Черновой, да?» И Шурику показалось, будто он, и правда, всегда мечтал сидеть с Черновой.

Учительница раскрыла журнал и начала перекличку. Ребята откликались не сразу: они не привыкли, чтобы их называли по фамилии. Да и смущались, конечно…

После переклички учительница сказала:

− Орлов, прикрой, пожалуйста, окно, а то на Чернову брызги летят!

Шурика уже второй раз в жизни назвали по фамилии. Он сразу вскочил и подошёл к окну. Дотянуться до ручки ему было нелегко. Он приподнялся – и вдруг замер на цыпочках. За окном, на улице, он увидел маму. Она стояла, закрыв зонтик, не обращая внимание на дождь, который струями стекал с плаща, и водила глазами по окнам школы. Мама, наверно, хотела угадать, в каком классе сидит сейчас её Шурик.

И тут Шурик не смог рассердиться. Наоборот, ему захотелось высунуться на улицу, помахать маме и громко, чтобы не заглушил дождь, крикнуть ей: «Не волнуйся! Не волнуйся, мамочка!.. Всё хорошо!»

Но крикнуть он не мог, потому что на уроке кричать не полагается.

Пришла Мишина мама после работы домой и руками всплеснула:

— Как же это ты, Мишенька, сумел у велосипеда колесо отломать?

— Оно, мама, само отломалось.

— А почему у тебя, Мишенька, рубашка разорвана?

— Она, мамочка, сама разорвалась.

— А куда твой второй башмак делся? Где ты его потерял?

— Он, мама, сам куда-то потерялся.

Тогда Мишина мама сказала:

— Какие они все нехорошие! Их, негодников, нужно проучить!

— А как? — спросил Миша.

— Очень просто, — ответила мама. — Если они научились сами ломаться, сами разрываться и сами теряться, пусть научатся сами чиниться, сами зашиваться, сами находиться. А мы с тобой, Миша, дома посидим и подождем, когда они это все сделают.

Сел Миша у сломанного велосипеда, в разорванной рубашке, без башмака, и крепко задумался. Видимо, было над чем задуматься этому мальчику.

Мама уходила из дому и сказала Мише:

— Я ухожу, Мишенька, а ты веди себя хорошо. Не шали без меня и ничего не трогай. За это подарю тебе большой красный леденец.

Мама ушла. Миша сначала вёл себя хорошо: не шалил и ничего не трогал. Потом он только подставил к буфету стул, залез на него и открыл у буфета дверцы. Стоит и смотрит в буфет, а сам думает:

«Я ведь ничего не трогаю, только смотрю».

А в буфете стояла сахарница. Он взял её и поставил на стол: «Я только посмотрю, а ничего трогать не буду», — думает.

Открыл крышку, а там что-то красное сверху.

— Э, — говорит Миша, — да это ведь леденец. Наверно, как раз тот самый, который мне обещала мама.

Он запустил в сахарницу руку и вытащил леденец.

— Ого, — говорит, — большущий! И сладкий, должно быть.

Миша лизнул его и думает: «Пососу немножко и положу обратно».

И стал сосать. Пососёт, пососёт и посмотрит, много ли ещё осталось. И всё ему кажется много.

Наконец леденец стал совсем тоненький, со спичку. Toгдa Мишенька положил его обратно в сахарницу.

Стоит, пальцы облизывает, смотрит на леденец, а сам думает: «Съем я его совсем. Всё равно мне мама отдаст. Ведь я хорошо себя веду: не шалю и ничего такого не делаю».

Миша достал леденец, сунул в рот, а сахарницу хотел на место поставить. Взял её, а она прилипла к рукам — и бух на пол! Разбилась на две половинки. Сахар рассыпался.

Миша перепугался: «Что теперь мама скажет!» Взял он две половинки и прислонил друг к дружке. Они ничего, держатся. Даже незаметно, что сахарница, разбита. Он сложил сахар обратно, накрыл крышкой и осторожно поставил в буфет.

Наконец мама приходит:

— Ну, как ты себя вёл?

— Хорошо.

— Вот умница! Получай леденец.

Мама открыла буфет, взяла сахарницу… Ах!.. Сахарница развалилась, сахар посыпался на пол.

— Что же это такое? Кто сахарницу разбил?

— Это не я. Это она сама…

— Ах, сама разбилась! Ну, это понятно. А леденец-то куда девался?

— Леденец… леденец… Я его съел. Я себя вёл хорошо, ну и съел его. Вот…

Жила-была на свете она добрая женщина, у которой было две дочки. Женщина очень любила своих детей и проводила много своего времени вместе с ними. Закончив свои дела, она играла с девочками на лужайке около дома, в жаркие часы дня учила их шить и вязать, вечерами читала им книги.
Девочкам очень нравилось проводить всё время с мамой, они любили её весёлые игры, сказки, её заботу. Бывало, мать присядет передохнуть, а девочки тут как тут.
— Расскажи нам сказку, — просит одна.
— Переплети мне косу, она растрепалась, — просит другая.
— А, может, сошьём новое платье для моей куклы?
— Помнишь, ты вчера обещала, что испечёшь моих любимых яблочных пирожков?
И так каждый день. Стоит маме взять в руки книгу, налить себе чашку душистого чая, как девочкам тут же сразу становится что-то от неё надо. Поскольку женщина была добрая, и ничего дороже девочек не было у неё на свете, она очень часто откладывала в сторону книгу, отставляла чашку с чаем и делала то, что просили её сокровища.
И вот как-то раз женщина заболела. У неё не было высокой температуры, ничего не болело, но у неё совсем не осталось сил – она просто лежала и не могла ничего делать. Улыбка и румянец покинули её лицо. Девочки испугали и побежали за помощью к старушке-знахарке, которая жила в маленьком домике на краю леса.
Старушка собрала свои целебные травки и пришла проведать больную. После осмотра она велела одной из девочек заварить маме чай, а другой прибраться в комнате. Выпив чая, женщина уснула, а старушка сказала девочкам, что хочет поговорить с ними о болезни матери на крыльце.
— Что случилось с нашей мамой? – спросила одна девочка. – Чем она больна?
— Как же нам быть без неё? – спросила другая. – Мама никогда не болела, она всегда была рядом, заботилась о нас, играла, читала нам.
— Вот именно, — кивнула старушка. – Мама всегда заботилась о вас, забывая о себе, вот и заболела. Болезнь её называется «усталость».
Девочки удивлённо уставились на старушку. Они слышали про разные болезни, но никогда не знали, что можно заболеть усталостью.
— Пойдёмте ко мне домой, я кое-что дам вам, — сказала старушка.
Девочки пошли вместе со старушкой к ней в домик. Они ожидали, что та даст им какое-то лекарство для странной маминой болезни. Старушка же вынесла из дома два горшка с ростками.
— Совсем недавно я посадила в каждый горшок по луковице, из них и выросли эти ростки. Поставьте один из них в солнечное место, поливайте через день, добавляйте удобрение, рыхлите землю. Другой же росток поставьте в тёмное место, и не ухаживайте за ним.
— А как же мама? – спросили девочки.
— Ваша мама поправится через три дня, только придётся вам пока самим убирать в доме, готовить для неё еду, читать ей перед сном.
Девочки кивнули и пошли домой, не совсем понимая, зачем старушка дала им ростки, и как мама сможет поправиться без лекарства. Но они всё-таки сделали так, как велела знахарка – поставили один горшок в солнечное место и начали за ним ухаживать, а другой убрали под навес около сарая и забыли о нём.
Через три дня мама девочек поправилась, на губах у неё снова появилась улыбка, а на щеках румянец. Росток, который стоял на солнышке, окреп, на нём появился бутон и распустился красивый цветок. Другой же росток зачах и перестал расти. На исходе третьего дня старушка заглянула проведать женщину, принесла ей кое-каких травяных чаёв, рассказала, как их заваривать, а затем спросила девочек, что стало с ростками. Те показали ей оба горшка.
— Что ж, произошло то, чего и следовало ожидать, — улыбнулась старушка.
— Но при чём здесь наша мама и её болезнь? – спросила одна из девочек.
— Ваша мама три дня назад была похожа на этот завядший росток, — ответила старушка. – А теперь она окрепла и превратилась в красивый цветок. Вашей маме нужно внимание и забота, как этому растению нужна вода и удобрение, а ещё ваша мама нуждается в отдыхе, как это растение в солнечном свете и воздухе. Без всего этого она чахнет, как то второе растение, которое вы оставили без солнца и вашей заботы.
— Я поняла, — сказала одна из девочек. – Мама чахнет и устаёт, поэтому и болезнь её называется усталостью.
Старушка кивнула.
— Мама всегда заботилась о нас, да ещё и делала домашние дела, а после них играла с нами и читала нам. Мы же никогда не заботились о ней, не давали ей отдыхать и не помогали ей, — воскликнула вторая девочка. – Мы лишили её заботы, как тот второй росток.
— Я очень рада, что вы поняли это, — удовлетворённо кивнула старушка. – Надеюсь, что с этого дня в вашей жизни кое-что изменится.
Девочки кивнули.
С тех пор их жизнь, действительно, изменилась. Мама так же заботилась о девочках, играла с ними и читала им, но и они стали заботиться о маме. Они помогали ей с домашними делами, а если видели, что мама устала и хочет присесть и отдохнуть: почитать и выпить чаю, дочки оставляли её в одиночестве и играли друг с другом. Странная болезнь усталость больше не возвращалась к маме, и они жили счастливо в своём уютном домике, заботясь друг о друге.

Жил-был маленький зайчонок по имени Ушастик. Каждое утро мама-зайчиха будила его рано-рано:

– Ушастик, вставай. Солнышко уже проснулось, а ты еще спишь.

– Ну, мам. Я спать хочу, – как всегда ответил ей зайчонок, перевернулся на другой бок и удобнее сложил ушки на подушке.

– Вставай, лежебока!

– А вот мама совенка никогда не заставляет его вставать так рано, – заявил Ушастик и с головой накрылся одеялом.

– Так то совы, а мы – зайцы! Вставай, мой хороший, завтракать пора.

Зайчонок нехотя встал с постели и сел за стол.

– А умываться кто за тебя будет?

– Не хочу умываться! – раскапризничался Ушастик. – Вот рыбы никогда не умываются, и я не буду.

– Так то рыбы, – улыбнулась зайчиха, – а мы зайцы!

– Что ты все заладила, зайцы да зайцы? Все зверята спят, когда хотят, играют, с кем хотят, гуляют, где хотят, а ты: «То нельзя! Это нельзя!» Надоело!

– Ну, маленький, не капризничай. Вот сейчас мы пойдем в огород, за морковкой. Морковка выросла гладкая да сладкая.

Ушастику совсем не хотелось идти в огород, но он знал, что мама все равно начнет его уговаривать и будет уговаривать до тех пор, пока он не согласится.

После обеда мама, наконец, сказала зайчонку:

– Теперь ты можешь немного погулять и поиграть, только не задерживайся и не опоздай к ужину.

Зайчонок шел по тропинке и думал: «И почему у всех мамы лучше, чем у меня? Пойду-ка я, поищу себе маму, которая не будет меня будить, заставлять умываться и ходить на огород, и вообще ничего не будет запрещать!»

Ушастик запрыгнул на пригорок и огляделся по сторонам. Внизу, в небольшом болотце весело плескались лягушата вместе со своей мамой – лягушкой.

– Эй, малыш, иди к нам! – помахала она ему зеленой перепончатой лапой.

– Иди к нам! – хором заквакали лягушата.

Зайчонок обрадовался, кубарем скатился с пригорка и плюхнулся в лужу, обрызгав всех с ног до головы. Но никто не стал его ругать, все только засмеялись и принялись кидаться друг в друга грязью. «Ну, сейчас им влетит!» – подумал Ушастик.

– Ах вы так? Ну держитесь! – проквакала мама-лягушка и, плюхнувшись в самую середину болота, начала брызгаться, кидаться и квакать громче всех.

Ее соседи кулики только покачали головами и поспешили разлететься в разные стороны. Зайчонку стало очень весело. Он целый день катался с лягушатами и их мамой с горки в болото, прыгал, кто выше, и квакал во все горло. Ему так понравилось, что он спросил лягушку:

– А можно ты будешь моей мамой?

– Конечно, – беззаботно проквакала она. – Ты мне тоже сразу понравился.

– Ура! – закричали лягушата. – Да здравствует Заюшонок!

Но наступил вечер, теплое солнышко скрылось, и зайчонок почувствовал, что очень проголодался и промок до кончиков ушей.

– Мама-лягушка, – сказал он, – пожалуйста, вымой меня и вытри теплым полотенцем. А еще я хочу горячего чая и пирожок с капустой.

– Мне некогда! – отмахнулась от него лягушка. – Я попрыгала к подружкам, нам обязательно надо поквакать по душам.

– А как же я? – растерялся Ушастик.

Но лягушка уже скрылась из виду, а лягушата опять начали смеяться и бросать в зайчонка грязью. От обиды Ушастик расплакался и пошел прочь от болота.

Выбравшись на сухое место, зайчонок сел под кустом и заплакал еще громче.

Услышав его, из норы вышла серая полевая мышь.

– Что ты, мой маленький, что случилось у моего ушастенького? – заохала она.

– Я… я…

– Да ты совсем промок и весь испачкался. Небось проголодался, бедненький?

Зайчонок только всхлипывал и кивал ей головой.

– Ну, пойдем домой. Пойдем ко мне в норку. Я тебя искупаю, накормлю, уложу в теплую постельку.

Зайчонок обрадовался и пошел следом за полевой мышью. «Вот это настоящая мама!» – думал он, уплетая сладкие ржаные лепешки и запивая их теплым молоком.

Мышь уложила его в мягкую постельку рядом со своими мышатами, заботливо укутала его пуховым одеялом и запела колыбельную.

Никогда еще зайчонок не спал так долго и сладко, как в эту ночь и утром никто его не разбудил. Когда он проснулся, мышь тут же усадила его за стол, налила полную кружку молока и достала из печи пирожки с капустой, малиной, земляникой и яблоками.

Маленькие пухленькие мышата тихо сидели за столом и с удовольствием ели свой третий завтрак. Никто из них не баловался и не шумел. Мама-мышь хлопотала по хозяйству и время от времени с умилением гладила всех своих малышей по голове, приговаривая:

– Ах, вы мои умницы, ах вы мои хорошие, ах вы мои лапочки! И ты, мой ушастенький, кушай, кушай больше, расти быстрее.

– Мама-мышь, – Ушастик уже объелся пирожками и ему очень захотелось порезвиться на травке, – можно мы пойдем погуляем?

– Что ты, что ты? – испугалась полевая мышь, а мышата дружно спрятались под лавку. – Вам туда нельзя, вы еще совсем маленькие. Вот вырастите, станете большими, тогда и нагуляетесь. А сейчас кушай, мой маленький, кушай, мой ушастенький.

– Да не хочу я больше кушать! Я гулять хочу! – возмутился Ушастик. – И никакой я не маленький. Да я больше тебя!

– А вырастешь, станешь еще больше. Хочешь, я расскажу тебе сказочку про кота?

Но зайчонок не захотел слушать, он просто встал из-за стола, вылез из норы и пошел прочь.

Не успел зайчонок перебраться через овраг, как увидел под высоким деревом огненно-рыжую лису с огромным пышным хвостом. Она показалась ему такой красивой, что он сразу же подумал: «Вот бы мне такую красивую маму, мне бы тогда все в лесу обзавидовались!» Лиса тоже заметила Ушастика и закричала:

– А ну иди сюда! Иди, кому сказала!

Окрик был таким грозным, что зайчонок испугался, прижал ушки и медленно подошел к Лисе.

– Ну, чего встал? Заняться нечем? Я тебе дело найду!

Дрожащий Ушастик без разговоров взял метлу из ореховых прутьев и принялся вместе с двумя лисятами наводить порядок в лисьей норе.

– Когда я вернусь, – сердито заявила Лиса, – чтобы нора была вычищена, посуда вымыта, цветы политы, белье постирано, обед приготовлен!

– Да, мама! – хором ответили лисята.

– А ты чего, не понял что ли? – рассердилась она на зайчонка.

– Да, мама! – пролепетал Ушастик и принялся с еще большим усердием махать метлой.

Когда лиса ушла, он спросил у лисят:

– А у вас что, мама всегда такая сердитая?

– Зато она самая красивая в лесу! – хором ответили лисята. – И лучше ей не перечить!

– Да ну вас! Не нужна мне такая мама! – зайчонок поставил метлу в угол и, пока лиса не вернулась, бросился бежать со всех ног.

Долго зайчонок бежал по тропинке, не оглядываясь, а когда остановился, понял, что заблудился и оказался в глухой чаще. Ушастику стало очень страшно, он сел на пенек и заплакал.

Вдруг его кто-то окликнул с ветки:

– Ку-ку! Привет, малыш.

– А ты кто? – спросил зайчонок, глядя на странную птицу.

– Я кукушка. Ку-ку! Ку-ку! – ответила она.

– А ты не могла бы стать моей мамой и взять меня к себе домой?

– Почему бы и нет, иди за мной! – ласково сказала она и стала, не спеша, перелетать с одной елки на другую.

Когда уже совсем стемнело, они вышли к избушке, сложенной из огромных бревен.

– Вот мы и пришли, малыш! Ты заходи, располагайся, – сказала кукушка, – а я тут слетаю, принесу тебе на ужин спелой морковки!

– А можно я с тобой? – Ушастику было страшно оставаться одному в большом незнакомом доме.

– Не бойся, я быстро. Туда и обратно! Ку-ку! – кукушка вспорхнула и скрылась за деревьями.

А зайчонок вошел в дом. «Как странно, – подумал он, – такая маленькая птичка, а живет в таком огромном доме. Наверное, у нее очень много детей». Но в доме никого не оказалось. Ушастик обошел все комнаты, нашел кроватку, забрался под теплое одеяло и уснул.

Вдруг зайчонок почувствовал, что кто-то стащил с него одеяло и поднял за уши. Открыв глаза, он увидел огромную сердитую медведицу с медвежонком.

– А где моя мама кукушка? – спросил Ушастик упавшим голосом.

– Нет здесь никакой мамы, а ты убирайся отсюда! – заревела медведица и потащила его к двери.

– Ну, пожалуйста, – взмолился зайчонок, – там так темно и страшно, я остался один, я потерялся, и у меня совсем нет мамы. Пожалуйста, оставьте меня у себя, будьте моей мамой!

– Ладно, оставайся, – проворчала медведица. – Но тогда перебери малину, а мы с Мишуткой пока поспим.

Всю ночь Ушастик перебирал ягоды в огромной корзине и совсем устал. Но только он собрался прилечь, как медведица проснулась и заревела:

– Эй ты, бездельник, принеси воды, да поторапливайся!

Зайчонок взял огромное ведро и поплелся к колодцу. Когда он вернулся, медведица уже накрывала на стол, а Мишутка все еще сладко спал в своей кроватке. За завтраком медведица положила себе и Мишутке по полной тарелке каши с медом и малиновым вареньем, а Ушастику дала облизать котелок.

– Как же так, мама-медведица, – заплакал от обиды зайчонок. – Я всю ночь не спал, я перебрал всю малину, я сходил за водой, а Мишутка ничего не делал. Ему кашу с медом и вареньем, а мне остатки. Так нечестно!

– Остатки сладки! – зевнула медведица. – Почему же нечестно? Мишутка мой родной сын, а ты приблудыш. Будь доволен тем, что дали! А после завтрака мы с Мишуткой пойдем в гости, а ты дров наколи, избу подмети, крупу перебери. Приду, проверю.

Медведица с Мишуткой ушли, а зайчонок снова бросился бежать, куда глаза глядят.

Бежал Ушастик, бежал и, наконец, выбежал на опушку.

– Куда же я теперь пойду? – вздохнул зайчонок. – Никому я не нужен, никто меня не любит. Никто меня не пожалеет…

Зайчонок и не заметил, как пришел прямо к своему родному дому. Он тихонько подошел к окошку, заглянул внутрь и увидел, что за столом сидит зайчиха и плачет:

– Пропал мой единственный сыночек, пропал мой Ушастик. Съел его, наверное, серый волк. А мой Ушастик был такой добрый, такой послушный. Нет больше моего заиньки…

– Мама, я здесь, я живой! – зайчонок бросился маме на шею, обнял ее и заплакал. – Я тебя очень-очень люблю! Ты самая лучшая мама на свете!

Ольга Наумова