На улице пока еще холодно. Артем поежился, пошлепал в луже напоследок еще немного своими синими резиновыми сапожками, которые были уже немного малы, – и направился к подъезду.
Позвонил в домофон. Представил, как сейчас завывает сигнал в квартире, сестра всегда ругалась, что она от этой «пожарной сирены» когда-нибудь упадет в обморок, а мать неизменно отвечала: «Молодая еще по обморокам-то падать».
Поднялся на этаж. Мимо обшарпанных стен, мимо цветов в горшках на подоконнике, мимо почтовых ящиков, переполненных рекламными листками. Никто эти листки домой не берет, там же и оставляют, на подоконнике рядом, и Артем с удовольствием уже второй день таскает их на кораблики и запускает по ручьям, которые бурно текут по дороге мимо их дома, по крутому склону. Только сейчас целый флот отправил вниз, к дому соседнему. Завтра еще понаделает.
В большой комнате уже стоял «дым коромыслом», как это бабушка называет. Сестра и мать снова кричали друг на друга
Дверь в квартиру была открыта, мальчика никто не встретил. А вот в большой комнате уже стоял «дым коромыслом», как это бабушка называет. Сестра и мать снова кричали друг на друга.
Артем не стал вслушиваться. Они же часто кричат: то Аринка новый свитер просит вместо совсем вытершегося, то жалуется, что мать не дает ей денег с девчонками в кафе сходить, и она так всех подруг скоро потеряет. Мать всегда, когда дома, Аринку ругает: помойное ведро не вынесла, полы не помыла, не прибрала, а если и прибрала – значит, уроки не сделала, уж явно бездельничала. Аринка поначалу всегда ворчит и носом шмыгает. А мать – та сразу на крик срывается. Аринка как-то сказала: «Ты б хоть раз меня в жизни похвалила!» А мать ей тогда: «Да за что тебя хвалить, никогда ничего хорошего не делаешь...». Зря она так. Аринка почти отличница. На стенке грамоты ее висят. И убирается она в комнате, это он ленится, если уж честно сказать.
Артем снял сапоги, прошел в комнату:
– Мам, Арин! На улице хорошо, ручейки!
– Вот видишь, брату твоему есть о чем порадоваться, – ткнула пальцем в него мать. – Это ты вечно хмурая и всем недовольная, и никакой благодарности! Сама не трудишься...
– А чему я должна радоваться? Что ручейки текут? Так они через помойку текут, которую никто не убирает вечно, и всю грязь сюда несут. Дворник тоже этому явно не рад, хоть и трудится.
– Вот, лишь бы языкатить! – махнула рукой мать.
Артем ушел в «детскую», которую они делили с Ариной. Пусть успокоятся, тогда он и выйдет. И чаю можно будет попить.
Но голоса не успокаивались. Наоборот, сегодня они становились только громче. И еще громче. И еще. И тут случилось небывалое: Арина, вся в слезах, влетела в «детскую», схватила сумку и начала запихивать туда вещи. Одежду, учебники, какие-то разноцветные блокноты, баночку с дешевым кремом. Не уместилось, она вытащила еще пару пакетов из шкафа. Всё покидала в них и ушла. Будто ее и не было. Артем так и просидел с открытым ртом.
– Еще прощения просить будешь! – крикнула мать в сторону хлопнувшей двери. Вот кому она кричит? Двери, что ли?
Мама часто говорит, что все будет плохо. А потом удивляется, что Аринка ничему не радуется
Мать долго на кухне гремела кастрюлями и табуретками. Артем сидел и думал о пачке печенья из буфета. И о чае. Но идти пока боялся. Куда же ушла сестра? К подружкам? Или просто на улицу? У них на улице, около помойки, бродит Бомж Тетя Маруся. Тряпки собирает и куда-то продает за копейки, говорят. И где-то там же живет. Аринка, что ли, тоже теперь будет на улице жить? А как же школа? Артему самому скоро в школу поступать. Мать как раз на днях говорила, что вскоре его в школу надо будет собирать, а это разорение. Разорить – слово он знает, соседка на лавке с ним сидела и рассказывала, как ее кот однажды гнездо птичье разорил. Вот и у них, значит, все будет плохо, когда его в школу соберут. Мама часто говорит, что все будет плохо. А потом удивляется, что Аринка ничему не радуется. Артем еще сам не знает, как правильно: радоваться или нет. При маме он на всякий случай улыбается.
На кухню он все-таки пошел. Но мать все так же хмурилась.
– Голодный уже, что ли? – спросила она его.
– А можно еще погулять? – выдавил он.
– Да иди, – махнула рукой мать.
Он вышел. И услышал, как мать звонит кому-то. Какой-нибудь подруге, наверно. Говорит, что дочь совсем от рук отбилась и из дому ушла.
И Артем убежал. Как бабушка говорит – «от греха подальше».
Артем удивленно присмотрелся, нагнулся, поднял находку и обтер рукавом. Ничего себе! Это же настоящая икона, только маленькая
Залез в самый глубокий ручей, пошел по нему вверх, до помойки. Шел и шел. Под ноги попадались обломки веток, обрывки размокшей бумаги. А потом что-то яркое мелькнуло.
Артем удивленно присмотрелся, нагнулся, поднял находку и обтер рукавом. Ничего себе! Это же настоящая икона, только маленькая.
Иконы он знал. У бабушки были большие. Она и матери одну подарила. И объяснила, что это Богородица. Мать убрала ее в шкаф. Бабушка говорила тогда, что у икон надо просить чего-нибудь хорошего. Аринка хихикнула, а мать потом, когда бабушка ушла, сказала: «Придумают тоже». Но икону оставила и обращалась с ней хорошо, от пыли всегда протирала.
А вот теперь у него тоже есть Богородица. Только он не знает, можно ли нести домой. Вдруг мать не захочет и ругаться будет. Куда же икону деть?
Артем пошел к подъезду, сжимая находку в руке. На скамейке сидела соседка, та самая, что про кота своего жирного-полосатого рассказывала: она его из дома не выпускает – а он сам сбегает иногда. Он Барсик, а ее Наталья Васильевна звать. Артем к ней подсел.
– Ой, Артемка. Один гуляешь?
– Один, – вздохнул он. – А вы?
– Одна, – засмеялась соседка и поправила берет на голове. – Из церкви вот иду, свечки поставила. Сейчас посижу, воздухом свежим подышу, и...
– А вы тогда, наверное, знаете, что с иконами делают?
– Ну, как что делают, – удивилась женщина. – Молятся перед ними. Свечи ставят.
– А без свечек можно?
– Можно и без свечек, конечно, Бог все равно услышит. А что случилось-то, почему спрашиваешь?
– Да просто. Молиться – это вот когда чего-то хорошего просят?
– И просят тоже, да. Если что-то сильно попросить хочешь – надо пост держать, так лучше. Ты знаешь, что такое пост?
– Знаю, – зачем-то соврал Артемка и побежал к подъезду, в который как раз заходил сосед с семьей. Люди вошли в свою дверь на первом этаже, Артемка остался.
Он подошел к подоконнику у почтовых ящиков. За один из цветочных горшков поставил икону, полюбовавшись сначала ликом Богородицы. Маленький такой, а красивый. И рамка золотая, красивая. И под стекло почти вода не попала.
Теперь домой. И с порога:
– Есть не буду!
Мать, ни слова не говоря, налила ему горячего чаю. Он попил. Пошел в большую комнату, где мать уже прилегла на диван, укрывшись старым пледом:
– Мама, а что такое пост, ты знаешь?
– Пост? – удивилась она. – Это в армии когда надо что-то охранять – ставят человека, часового. И он стоит с оружием и охраняет. Или следит, чтобы никто не прошел, куда нельзя. Так и говорят: стоит на посту. Вам разве в садике не рассказывают про это?
– А тяжело это?
– Конечно, тяжело. Уходить нельзя. Так и стоишь, пока тебя не сменят. Артем, я подремлю лягу, что-то устала. Простыла я, наверное. Ты поиграй там у себя.
Без Аринки было скучно. Аринку было жалко. А вдруг она больше не придет? Он и не заметил, как заплакал
Артем подождал в своей комнате немного. И еще немного. Без Аринки было скучно. Аринку было жалко. А вдруг она больше не придет? Он и не заметил, как заплакал.
А потом выскользнул за дверь, не закрыв ее.
Спустился к иконе. Это что же – ее охранять надо? Ну, пост так пост. Артем встал по струнке в углу, у самых ящиков.
Он не знал, сколько времени прошло. Чтобы не сильно скучать, он стал шепотом просить Богородицу, чтобы Аринка вернулась. Потому что ее жалко и ей не надо жить с Бомжом Тетей Марусей. Потому что если бабушка позвонит и узнает, что Аринка ушла, то будет громко плакать и может заболеть сердцем, и опять скорую вызовут. Потому что в садике Мишка рассказывал, как у него брат убежал из дома и родители вызывали полицию, а это плохо. Не надо за Аринкой полицию, она не бандит же. Ну, вот, снова нос хлюпает, и слезы вытирать.
Внизу открылась железная дверь. Сейчас кто-то из соседей увидит, что Артемка тут стоит, и спросит, что случилось. А он и не знает, что сказать, это же только его секрет – что он тут делает.
На посту, мама сказала, кто-то сменить должен. А кто его сменит?
Шаги приблизились. Артемка в последний раз взглянул на икону и побежал к двери квартиры.
***
Мама была на кухне.
И она звонила Аринке!
«Прости меня, дочка», – услышал Артем в трубке. Вот это да! Такого их мама никогда не говорила. А потом она всхлипнула и сказала: «Да не за что тебя, доченька...».
Аринка скоро пришла. Бросила сумки в коридоре, не закрыв дверь. И они с матерью бросились друг другу на шею. И ревели. Артем тоже влез, его тоже обняли.
– Аринка, а ты где сегодня жила? У Тети Маруси? – осведомился он.
– Вот я тебе, – засмеялась сквозь слезы сестра и в шутку замахнулась.
Артемка, увернувшись, подбежал к самому порогу и высунул голову в подъезд. «Спасибо», – шепнул он туда, уверенный, что Богородица его услышит.
На следующий день, думал он, надо будет принести икону домой. И если спрятать – то уж в комнате. И просить ее «о хорошем», если Аринка с матерью снова ссориться вздумают.
А еще тетю Наташу поблагодарить не забыть бы.
И сказать ей, что ее пост и вправду помогает.
Источник: https://pravoslavie.ru/159821.html
