На полях сражений Великой Отечественной войны в наших войсках не было полковых священников. Солдаты и офицеры для совместной молитвы перед боем не собирались, а открытое выражение веры было редкостью. Но именно вера сохранила многих воинов от гибели и впоследствии привела к служению Церкви. Предлагаем вашему вниманию воспоминания некоторых из них.
Шел с Евангелием и не боялся
Архимандрит Кирилл (Павлов), духовник Троице-Сергиевой Лавры
Архимандрит Кирилл (Павлов), духовник Троице-Сергиевой Лавры. Служил на Дальнем Востоке, участвовал в боях за освобождение Венгрии, Австрии. Участник Сталинградской битвы.
«После освобождения Сталинграда нашу часть оставили нести караульную службу в городе. Однажды среди развалин дома я поднял из мусора книгу. Стал читать ее и почувствовал что-то такое родное, милое для души. Это было Евангелие. Я нашел для себя сокровище, такое утешение!..
Собрал все листочки вместе, и оставалось то Евангелие со мною все время. До того такое смущение было: почему война, почему воюем? Сплошной атеизм был в стране, ложь, правды не узнаешь. А когда стал читать Евангелие, у меня просто глаза прозрели на все окружающее, на все события. Такой мне бальзам на душу оно давало. Я шел с Евангелием и не боялся. Никогда. Такое было воодушевление!»
Я чувствовала защиту
Монахиня Адриана (Малышева)
Монахиня Адриана (Малышева), подвизалась на московском подворье Свято-Успенского Пюхтицкого женского монастыря. Разведчица.
«Много раз я чувствовала эту защиту. Заметила это впервые в 1941 году, когда товарища из-под обстрела вытаскивала. Наша группа разведчиков возвращалась с задания. Одного – Юру Смирнова – подстрелили. Второй разведчик тоже был ранен, он оттащил Юру в кусты. А сам приполз на наши позиции. Пока все думали, как товарища вытаскивать, я решила, что мне всегда везет, и сама поползла по следам разведчика..
Нашла Юру в лесочке с перебитой артерией на ноге. Я его ремень через свой пропустила, чтобы удобнее тащить было. Но как ползти, если впереди несколько десятков метров по абсолютно открытому простреливаемому пространству? Я про себя и говорю: «Ой, Господи, помоги!» И вдруг повалил такой снег… Снежинки величиной с ладошку, видимость – нулевая. И мы под прикрытием снега этот участок преодолели. Немцы, конечно, стреляли, но в нас не попали».
Этой радости не забудешь
Протоиерей Валентин Бирюков
Протоиерей Валентин Бирюков. Участник обороны Ленинграда, участник боев под Кенигсбергом, закончил войну в Польше.
«Икон у нас не было, но у каждого под рубашкой крестик. И у каждого горячая молитва и слезы. И Господь нас спасал в самых страшных ситуациях. Дважды мне было предсказано, как бы прозвучало в груди: сейчас вот сюда прилетит снаряд, убери солдат, уходи…
… Победу мы встретили в Восточной Пруссии. Ну а когда победу объявили – тут мы от радости поплакали. Вот тут мы радовались! Этой радости не забудешь никогда. Такой радости в моей жизни больше никогда не было.
Мы встали на колени, молились. Как мы молились, как Бога благодарили!»
Командующие молились
Протоиерей Димитрий Хмель, участник освобождения Минска, Витебска, боев за Калининград.
«Все время молился. У меня была иконка святителя Николая, которую я пронес через всю войну и вернулся с нею домой.
Когда я работал в штабе над картами, внимательно занимался своим делом, потому что перед артподготовкой и штурмом надо было сделать много вычислений, расчетов. Всегда перед тем, как сесть за планшеты – перекрещусь.
Однажды мой непосредственный начальник командующий 50-й армией Николай Иванович Крылов спросил: «А почему ты крестишься?» Я говорю: «Чтобы сон не брал ночью». Он: «Да, действительно. Не тот побеждает, кто днем громко кричит, а кто лучше ночью думает».
… Я сидел в углу штаба, но заметил, что наши командующие Николай Иванович Крылов, Алексей Михайлович Василевский, Иван Ильич Людников принесли Казанскую икону Божией Матери, поставили ее на стол и склонив головы, помолились. И 6 апреля 1945 года в шесть часов утра начался штурм Кенигсберга».
Носили крестик на груди
Монахиня София (Ошарина)
Монахиня София (Ошарина), радистка, партизанка, дошла до Берлина
«Немцы пеленговали и старались уничтожить радистов. Поэтому станции чаще в лесу останавливались. Их надо было охранять. Стоишь, лес шумит вокруг. Как посторонний шум – кричишь: «Стой, кто идет?» А никого нет, никто не отвечает, и только ждешь: вот сейчас, сейчас – раз, ножом сзади! И только про себя все время: «Господи, спаси, Господи, помоги! Господи сохрани!»
…Крестики на груди носили, а церквей за всю войну нигде, кроме как в Орле, не встречали. В деревнях они все сожженные были. Орел никогда не забуду: большой храм на горе. Внизу вокзал, весь разбитый, вокруг все в руинах, а церковь уцелела. Помню и батюшку, небольшого роста, с необыкновенными, какими-то лучистыми глазами… Мы постояли. Помолилась, как могла – за месяцы военного бытия уж все позабыли».
Твердо веровал и не скрывал
Протоиерей Василий Брылев
Протоиерей Василий Брылев, участник боев под Ржевом и на Курской дуге.
«Я твердо веровал и этого не скрывал. Вот под обстрелом ползешь, рядом рвутся снаряды. Или сидишь и мерзнешь в окопе, а рядом свистят пули. Но я был с Богом, читал молитву и надеялся. Подо Ржевом был такой огонь! Мы там воевали всю зиму. Там я был простым солдатом, а на Курской дуге уже связистом. Господь меня спас и сохранил…
…Верующих мне немного приходилось встречать в огне подо Ржевом и на Курской дуге. Даже те, которые не верили, крестились и молились, но особо не были заметны верующие. Я и еще несколько человек открыто крестились и молились…
… В атаку шли, кричали «Ура! За Родину!», но «За Сталина» я не кричал. У нас все отняли, отца посадили, поэтому я не мог кричать «За Сталина».
Использованы материалы книги «Бог и победа» (Москва, 2014)
Источник: http://orthodoxmoscow.ru/vera-na-vojne/
