«Спеши делать добро». Размышления в Великий Вторник о Страшном Суде

Идет Страстная Седмица. Великий Вторник посвящается теме Страшного Суда. На Литургии Преждеосвященных Даров читаются 24–25-ю главы Евангелия от Матфея, содержащие Притчу о десяти девах, Притчу о талантах, и, наконец, – Притчу (которая является одновременно и пророчеством) о Страшном Суде. Обратимся к ее рассмотрению:

«Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую» (Мф. 26, 31–32).

Как говорят святые отцы, в частности, святитель Иоанн Златоуст, праведники именуются овцами по причине их кротости и терпения, а грешники козлами – по причине их упрямства, горделивости, злобности и агрессивности^[1]. Однако здесь есть еще один смысл: козлы, в отличие от овец, практически бесполезны для хозяйства. Для античности с ее прагматичным отношением к животным подобное соображение является не излишним.

«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф. 26, 34–36).

На первый взгляд, кажется, что праведники награждаются не за исповедание веры и за аскетические подвиги, а за элементарную человечность, за поступки, которые естественны и органичны для человека. Однако это лишь внешнее впечатление. Как говорит святитель Иоанн Златоуст,

«эти слова можно понимать и в отношении учителей, дававших пищу учения алчущим праведности, дабы насыщались и укреплялись добрыми делами, дававших питье истины жаждущим познания Бога… Самого Христа принимают те, кто, научая праведности, одевает нагих, то есть не имеющих одеяния праведности»^[2].

То есть речь идет не только о телесном, но и о духовном служении, спасительной деятельности не только для тела, но и для души, и не только о естественной человечности, но и о христианской любви, имеющей сверхъестественные истоки.

«Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 26, 37–40).

Примечательно здесь смиренное удивление праведников, которые даже и не думали о том, что в лице бедных, нищих, страждущих они послужили Самому Господу. А между тем «Господь алчет не в себе, но в Своих Святых, Господь жаждет не в Себе, но в Своих бедняках»^[3]. И второе удивительное чувство – забвение всего добра, которое они делали, блаженное беспамятство своих добрых дел: сделал – забыл. «Не нам, Господи, но имени Твоему»...

«Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне». (Мф. 26, 41–46).

В осуждении грешников примечательно, что «Господь не говорит им: ‟Идите от меня, злодеи, ибо вы повинны в убийстве, любодействе, воровстве”. Нет, но говорит: ‟Потому что Я алкал и жаждал в рабах моих, а вы не послужили Мне”»^[4]. Они осуждаются не за страшные злодеяния, а за то, что не сделали. И это – глубоко символично. Их не было в деятельном свершении добра. Святые отцы в целом говорят о зле как о небытии, лишении добра. Зла как деятельной реальной субстанции (как мыслили зороастрийцы и манихеи) не существует, но от этого зло не перестает быть злом, бесчеловечность не перестает быть бесчеловечностью. Как говорит святитель Иоанн Златоуст,

«если бы даже пришел враг, то не сильны ли были страдания его тронуть и приклонить самого немилосердного? Голод, холод, узы, нагота, болезнь – и этого довольно к прекращению вражды. Но вы не поступили так и с другом – Другом-благодетелем и Владыкой»^[5].

Человек может сделать добро и не делает его, и временами ощущает от этого... удовольствие. Вспоминается случайно услышанный разговор двух парней в 1990-е годы: «Вот ты пьешь пиво, а на тебя смотрит бомж и думает, дашь ли ты ему бутылку или разобьешь? Ах, как приятно, как хорошо на душе, особенно когда разобьешь!» Впрочем, что спрашивать с этих духовных инвалидов? Их активно учили этому с экранов и высоких трибун, им вбивали в голову, что «пусть неудачник плачет», бедняки сами виноваты в своих бедах, и вообще следует от них избавляться, «нечего плодить нищету», в общем – все 13 заповедей безбожного и бесовского социо-дарвинизма.

Да, кстати, о словах «нечего плодить нищету». Это ведь обоснование геноцида под названием «аборт». Тоже ведь своеобразное проведение принципа небытия в жизнь. Мать и отец не хотят быть матерью и отцом, не хотят новой жизни, хотят сами вкусно жить и наслаждаться, решать свои проблемы. Только женщина, идущая на аборт, не решает свои проблемы, но прибавляет себе новую и страшную – становится убийцей и матерью убитого ребенка.

Конец подобной позиции активного недеяния страшен:

«И пойдут сии в му́ку вечную, а праведники в жизнь вечную». (Мф. 26, 46).

Как бы ни хотелось любителям наслаждений считать это за образ, символ, аллегорию, увы: эти слова – буквальная реальность, радостная для одних, страшная для других. Устрашимся же этих слов и примемся деятельно исполнять заповеди Божии. Как говорил подвижник ХХ в. о. Серафим (Роуз):

«Уже позднее, чем ты думаешь. Спеши же делать добро».

***