Фото: iveron.ru
Произошел однажды у нас в храме забавный случай. На воскресную литургию пришел молодой парнишка. Парнишка как парнишка. Только в шапке. А лицо мужеского пола в головном уборе в церкви, как известно, – персона нон грата. Ну только если это не какой-нибудь епископ.
И шапка у парня была еще такая… Не простая и скромная, а вызывающая и провокационная. Яркая, разноцветная и по форме – как ведро. Сплошной соблазн, а не шапка.
***
Вошел парень в «ведре» в храм, встал недалеко от двери и начал креститься… Корявенько, конечно, неумело… Но, слава Богу, хоть первоочередность плечей не попутал.
Вошел парень в «ведре» в храм, встал недалеко от двери и начал креститься… Корявенько, конечно, неумело…
Я как раз неподалеку располагалась, поэтому могла наблюдать. Отдала младшую дочку Машу ее крестной причащать и наслаждалась относительным молитвенным одиночеством. Если не считать народа вокруг.
В общем, так он и крестился, не сняв своей чудо-шапки. А православный люд, глядя на это непотребство, прямо извелся весь. Бабушка одна наша, казалось, прямо рядом с этим парнем душу Богу сейчас отдаст – так тяжело она вздыхала. В какой-то момент мне даже показалось, что она сейчас просто выдует парня из храма.
Он недоуменно на нее посмотрел, отодвинулся чуть подальше и опять как ни в чем не бывало принялся себе коряво креститься.
Бабушка задышала так, как изображают в кино, когда кого-то хватает сердечный приступ. И я подумала, что она сейчас (опять же, как в фильмах) в предсмертном рывке протянет к злосчастной шапке руку… И, не дотянувшись, с грохотом откинется назад…
– Головной убор снимите, – еле сдерживая смех, шепнул на ухо парню мужчина, стоявший тут же.
– Аааа… Извините… Секундочку…
И парнишка с готовностью сдернул «ведро». А оттуда, из-под этой шапки, как пружины, ликующе выпрыгнули какие-то невообразимые дреды и заколыхались в такт церковным песнопениям. Мало того, у парня оказались выбриты виски, и на них были изображены какие-то узоры…
На бабушку я боялась даже посмотреть. Но с ее стороны послышался даже не вздох, а хрип. Потом все затихло. Казалось, что она вообще перестала дышать. Я запереживала – не хватил ли ее взаправду сердечный приступ. Но нет…
– Сыночек, ты шапочку-то лучше надень, – как будто бы даже сдувшись, подковыляла она к пареньку, – Бог простит.
Мы с тем мужчиной, который посоветовал несчастному снять головной убор, еле сдерживая смех и слезы, выползли из храма.
***
Все это никак не связано, но тогда, глядя на того парня с дредами, я вспомнила одну историю.
Случилось это не сейчас…
К одному священнику, отцу Николаю, пришла в храм мама и привела сына-подростка. Парень этот для того времени и для той непродвинутой провинциальной местности выглядел угрожающе. У него тоже были выбриты виски, а оставшаяся растительность на голове была выкрашена в зеленый цвет.
Семья эта, как позже выяснилось, была совершенно не церковной. Но, видимо, несчастную мать этот образ ее чада настолько угнетал, что решила она прибегнуть к радикальным воспитательным мерам – божественным. Ну и жаловалась отцу Николаю: «Мол, так и так… Объясните неразумному, что приличные люди так не ходят. Боженька накажет…»
Батюшка, как и положено нормальному священнику, стал парню проповедовать, что Господь всех и так красивыми создал, может, не стоит так вот прямо…
– Вон, смотри – Богородица, – показал он на икону. – Она тоже мать. Как ты думаешь, рада бы она была, если бы ее Сын…
Но осекся, понял, что перегнул свою воспитательную речь.
А Богородица глядела с иконы и как будто улыбалась…
– Пап, привет, – раздался мальчишеский голос.
К батюшке радостно подпорхнул под отеческое благословение отрок – его сын Василий… С синими волосами…
И к батюшке радостно подпорхнул под отеческое благословение отрок… Его сын Василий… С синими волосами… Именно в тот день он почему-то решил по пути из школы забежать к папеньке в храм.
Не знаю уж, что чувствовал в этот момент несчастный отец Николай. Но в душе матери «зеленого» подростка явно творилось неладное.
– Так, идем отсюда, – потащила она сына к выходу. – Я думала – тут приличные люди… А вы…
Это уже бедному настоятелю.
А сын ее улыбался во всю свою челюсть и показывал батюшке и его сыну большой палец. Мол: «Молодцы, чуваки! Свои люди!»
Это священническое фиаско отца Николая тем не менее обернулось совершенно неожиданными последствиями.
***
Сын той женщины (по имени тоже, кстати, Николай) начал наведываться в храм. Во-первых, в качестве подросткового протеста – чтобы насолить родительнице. Та долго не могла отойти от зрелища поповского чада с синими волосами. И чехвостила «эту церковь», испортившую всю ее педагогику на чем свет стоит.
А во-вторых, интересно стало парню, что это за церковники такие, что их дети тоже волосы красят, как нормальные люди.
Нельзя сказать, что отец Николай сам был в большом восторге от внешнего вида Васьки. Но смирялся и молился. Господь управит…
В общем, стал Коля появляться на том подворье. С Василием подружился, с другими обитавшими там ребятами. Да и с самим настоятелем тоже. В алтаре стал помогать вместе с тем же поповским сыном. Прихожане, правда, посмеивались:
– Модные какие у вас пономари, батюшка.
Тот только вздыхал и руками разводил.
Втянулся Николай… Нравилось ему в храме. К вере пришел. Сам захотел креститься. Но это еще раньше – до алтаря. Исповедовался, причащался. Скорбел только, что родители его в церковь не ходят. Отец хотя бы молчит, а мать злится, когда он на службы собирается. Хотя в остальном женщина она хорошая, добрая, в сыне души не чающая.
– Ты молись, Господь управит, – только и говорил ему батюшка.
И Коля молился…
А где-то через год маму его машина сбила.
***
Умирала она в больнице. Когда была еще в сознании, Колька к ней отца Николая привел. Провинция, наших строгостей нет. А в те времена – тем более.
Как ни странно, Колина мама креститься захотела. Наверное, чтобы с сыном потом быть. Отец Николай ведь что-то ей говорил в той больнице. Соборовал ее батюшка, исповедовал, причастил впервые в жизни. Молились все… Но чуда не случилось.
Отпевали ее на том приходе. Колька плакал и все не мог принять, что сирота он теперь, нет у него матери. Отец его тоже плакал и прижимал к себе сына:
– Одни мы теперь с тобой.
Много раз потом Коля подходил к батюшке:
– Это ей за то, что Церковь ругала?
– Ну почему же «за то», милый… Она мать, она для тебя лучшего хотела. Не все понимала, но заботилась же о тебе. Господь ей перед смертью милость какую сотворил. Крестилась, причастилась. Не всем праведникам дано. Но Он знает… И каждого Бог ведет к Себе своим путем. А почему таким, а не другим… Это Его дело.
– Я так по ней скучаю! – плакал Колька.
– Конечно, скучаешь… Так ты пойди вон к Богородице, помолись, утешения попроси. Она – Мать всех людей. Поможет…
Колька часто теперь молился у местной иконы Божией Матери, которой когда-то стыдил его отец Николай
И Колька часто теперь молился у местной иконы Божией Матери. Которой когда-то стыдил его отец Николай. Что не рада была бы такому сыну с зелеными волосами. Выплакивал ей свою мальчишескую боль. И слышали люди, как, всхлипывая, повторял:
– Верни мне маму!
***
Начал ходить в тот храм и Колькин отец. Беда часто приводит к Богу. Тоже крестился. Они же все некрещеными были – вся семья.
Приход был к ним обоим ласков – горе ведь какое. Особо внимательна была Оленька, незамужняя, но в относительных летах уже женщина. Она часто у той иконы Божией Матери стояла – за подсвечником следила. То пирожков им с отцом принесет, то вареников домашних. То вместе с ними из храма уходит после службы. То обнимет Кольку за плечи. Он дернется раздраженно, а она в другой раз опять…
Отцу Колькиному это даже вроде как нравилось, а парень злился:
– Что она пристала?!?
А потом грянуло…
– Николай, ты уже большой! Должен понять. Мы с тетей Олей решили пожениться.
Два дня отсиживался Колька у друга своего Васьки. Отец Николай разрешил. Позвонил только батюшка родителю, предупредил, чтобы не волновался.
– Я не хочу, чтобы она с нами жила! – кричал парень. – Отец маму предал! Новую жену себе хочет завести вместо нее.
– Да не вместо, милый, не вместо. Кто ж ее вам заменит, – гладил его по голове священник. – Но вам же обоим тепло нужно… Женское…
Так вошла в их с отцом жизнь Ольга…
***
– Долго я злился, – рассказывал мне несколько лет назад дьякон Николай.
Да… Это был он – тот самый Колька. Вырос, закончил семинарию, женился. Рукополагали его в том самом храме. И стали они служить вместе. Отец Николай-старший и отец Николай-младший. Васька-попенок, дружок его, другой путь выбрал. Но тоже – хороший.
– Злился, ершился, – продолжал он. – Как еж колючий. Особенно когда сестренку родили. Все думал: «Старая она, куда лезет». Хотя ей сорок три было. Могут еще женщины в этом возрасте. Да она и молилась много о ребеночке. У той иконы Божией Матери… Но думал я, что теперь вообще отцу я буду не нужен. Но тетя Оля… Она такая… Сколько же в ней терпения, любви… Она даже мамины фотографии не разрешила убрать, хотя отец хотел. «Коленькина мать», – сказала. Не навязывалась мне, но в каждой мелочи показывала, что я им нужен, дорог… Грела, как могла.
Прошло время. Стерлись углы. Сиротская боль у Кольки не то чтобы прошла, но зарубцевались шрамы. И однажды он понял – шрамы эти его каждую минуту «мазала» своей любовью тетя Оля.
Мамой он ее так и не назвал. Но это и не надо. Но однажды на службе после исповеди подошел к ней, обнял за плечи и сказал: «Простите меня». А она одной рукой прижимала к себе дочь, а другой – его. И текли слезы. А откуда-то сбоку растроганно подкашливал отец…
Она, терявшая, знала, как больно терять. Нет, Она не вернула маму. Но она вернула в нашу жизнь любовь
– Мы тогда стояли на своем любимом месте – у той иконы Божией Матери, – рассказывал мне отец Николай-младший. – И я вдруг вспомнил, как с улыбкой смотрела Пречистая на меня, когда я впервые пришел в храм со своими зелеными волосами. И как жалела Она меня, когда рыдал я у ее иконы и просил вернуть мне мамку. Как будто бы плакала со мной. Она, терявшая, знала, как больно терять. И обнимала своим теплом. Как мама… Нет, Она не вернула ее. Но она вернула в нашу жизнь любовь. Она подарила нам тетю Олю, сестренку Женьку… А мама… Мама тоже у Нее. Я это чувствую. А потом, через годы, я понял, что Пречистая меня самого приняла, как сына… И вот я – дьякон. А Она всегда рядом. Любящая мать всех людей.
…Я смотрела тогда на того парня с дредами, надевшего обратно свою дурацкую шапку, и думала, что, наверное, с какой-нибудь из икон смотрит на него сейчас Божия Матерь. И улыбается. Ласково, с любовью. Мать всех людей. Как когда-то на дьякона Николая с его зелеными волосами. Сейчас-то они у него нормальные. Он вообще – лысый. Но кто знает, что ждет этого парня в «ведре» впереди. И что уготовили для него Пречистая и Ее Сын… Кто знает, да…
Источник: https://pravoslavie.ru/152801.html