«Нет, ну это уже клиника какая-то», – сказала она себе.
Так нельзя! Расскажи кому, из-за чего она волнуется, – к психиатру же отправят.
Разумеется, она не бегает и не рвет на себе волосы, и не плачет ночами в подушку из-за случившегося. Но на душе все равно неспокойно.
– Ты же взрослый человек, – внушала она себе. – То, о чем ты думаешь, – ерунда! Совершенная ерунда. Даже по деньгам – копейки. Другой бы и не заметил. И никто тебя не поймет, скажут – совсем свихнулась, о таком думать.
А с другой стороны – не она ли вчера в Евангелии читала, что «верный в малом и в великом верен» (Лк.16, 10)?
С детства она во всем была честной, тем более – когда речь шла о чужой вещи или деньгах
С детства она во всем была честной, тем более – когда речь шла о чужой вещи или деньгах. Не то что взять без спросу – даже коснуться не могла бы. И считала это нормой. Ровесники нередко говорили, что стащили у родителей что-то, или обманули, или притворились больными, чтобы в школу не идти. У нее все внутри сжималось: разве так можно? Это же неправда!
Нет, иногда и она лгала. Но – в тех случаях, когда речь шла о поступках других. «Нет», – говорила она, когда ее спрашивали, не натворили ли соседские дети сегодня чего во дворе. Или: «Не видела». Дети – вытворяли, да еще как. Но это они должны были признаться или не признаться, а она их выдавать не будет. Ее честность приносила ей одни неприятности. Вещь в гостиной с полки упала – и упала. Но Наташа так не могла: «Это я уронила». А родители, уставшие на работе, и рады наказать. Во дворе и в классе, чуть какое хулиганство становилось явным, думали на нее: «Это наша честная Наташка разболтала, точно!» И, хотя она никогда в жизни не была доносчицей, – страдала всё равно. И чем честнее она была, тем больше ее подозревали: «Не может же эта тихоня быть такой честной! Явно рыльце в пушку!»
Однажды во взрослом журнале она прочла, что если человек заявляет, будто он всегда покупает билет в транспорте, даже если знает, что на линии нет проверки, – то он лжец.
– Мама, – спросила она мать, – а почему тут так написано? Я вот обязательно купила бы билет, и я не лгу.
– Значит, ты глупая, – отмахнулась от нее мать.
Вот и пойми этих взрослых. Сами же учат не врать.
***
Придя уже в достаточно зрелом возрасте в Церковь (о чем она тоже честно оповестила родных, тут же получив окончательный ярлык «дурочки»), она обрадовалась, в числе прочего, еще и тому, что тут, оказывается, не боятся быть честными. Будто ее здесь и ждали.
Сына она тоже учила честности. Собственно, и учить особенно не пришлось, он будто бы унаследовал это от нее. И активно отстаивал. К счастью, окружение ему попадалось совсем другое, чем когда-то Наталье. «Колька у нас честный!» – хлопали его по плечу одноклассники. И если Натальины однокашники были уверены, что «эта – правильная, эта выдаст», то приятели Коли говорили:
– Колька правильный, Колька – не предаст.
...Мысли Натальи о том, какое хорошее нынче растет поколение, сменились другими: «А вот я, взрослый человек, оказалась воровкой».
Нет, даже стыдно кому-то рассказать... Стоп. Стыдно – рассказать, что воровка, или стыдно рассказать, потому что пальцем у виска покрутят, и никто это воровством не считает? По-честному будем рассуждать – или по тому, как люди привыкли думать?
А ведь сколько за эти годы про честность перечитала... Те же Притчи хотя бы: «На пути правды – жизнь, и на стезе ее нет смерти» (Притч. 12, 28). А у святых отцов? Вот Ефрем Сирин, книжка на полке стоит уже сколько лет.
«Избери себе делание правды – этот полезный для тебя труд ... Делание правды ни для кого не затруднительно. Пусть каждый делает, сколько может; правда и не требует от него большего. Пусть всякий по силам своим несет на себе возлагаемое на него правдою; потому что иго Божие легко и для всякого удобоносимо».
Да что там долго искать: с утаивания началось грехопадение человека. Дело же не только в том, что плод с древа прародители съели. А, прежде всего, в том, что от Бога сразу спрятались. Не побежали к нему – «Господи, мы тут такое натворили...», – а спрятались. А когда Господь прямо спросил о плодах – начали вину перекладывать. Ну, прямо как она.
Кто-то бы ей и сейчас сказал: ну, где изгнание из рая – и где копеечная штуковина в магазине? Дурочка и есть.
Коробочки, как назло, стояли одна на другой шаткими, кривыми башенками
Дело-то выеденного яйца не стоило. В магазине Коля подошел к узкой полке с йогуртами: возьмем? И она потянулась за коробочками. А коробочки, как назло, стояли одна на другой шаткими, кривыми башенками, кто только додумался до такого. Горе-работники, однако. Попробуй через это долезь до того, что нужно.
– Дай помогу, – сказал Колька и полез рукой. – Я сейчас достану... блин!
Одна из хрупких башенок рассыпалась прямо на глазах.
– Вот тебе и блин, – ответила Наталья после того, как быстро поймала на лету двумя руками три коробочки. Еще две улетели на пол, остальные лежали на полке. Колька виновато потупился:
– Я сейчас достану.
– Я сама достану, а ты иди хлеба возьми, масла – и на кассу, – ответила Наталья.
Полезла, достала. И одна из коробочек оказалась с пробитой крышкой из тонкой фольги.
Наталья собралась взять ее с собой на кассу и оплатить. Но что-то внутри нее, невыспавшейся и уставшей после работы, сказало: «А почему? Никто бы так не поступил. И каждый день статьи печатают о том, что покупатель в такой ситуации не виноват. И стоимость ущерба, когда продукт хрупкий, всегда рассчитана заранее, одну-то коробку и при доставке могли пробить».
– Что за глупости, – помотала она головой. – Это же мы разбили? Надо заплатить – и все.
И дело бы этим и кончилось и было бы забыто – если бы слева не раздался жуткий грохот и звон.
Наталья увидела погрузчик. За рулем его сидел человек, и его лицо выражало крайнее изумление. А на лица стоявших поодаль двух работниц магазина Наталья побоялась и смотреть. Разворачиваясь, погрузчик «спиной» въехал в стеллаж с товаром. Да не где-нибудь, а в винном отделе. Не оставив на полках ни одной целой бутылки. Содержимое бутылок – дорогих и минуту назад красивых, – булькая, текло потоками на пол. Натальиной зарплаты, наверное, не хватило бы, чтобы оплатить такой ущерб.
Человек из погрузчика вылез из-за руля – и вдруг засмеялся. И заговорил с девушками в униформе. И, судя по тому, что смогла расслышать Наталья, – они совсем не боялись последствий произошедшего. Ругались только, что убирать придется.
Наталья решительно положила пробитый йогурт на полку и направилась к кассам, где сын, скорей всего, уже замучился ее ждать.
***
– Мам, ты чего такая хмурая третий день?
«Нормальная мать бы промолчала», – ругала она себя потом. А тогда – рассказала.
– Но ведь это нечестно! – удивился Коля. – И если я виноват...
– Да нет, эту коробку я толкнула, – солгала Наталья, чтобы не расстраивать сына. В конце концов, слукавила-то именно она, и он точно не должен чувствовать себя виноватым.
Наталья начала говорить про постоянный ущерб, про вину работников – а потом махнула рукой. В конце концов, она сама воспитывала сына.
– Не знаю, – сказала она. – Теперь идти и отдавать деньги как-то и странно. Нате, я тут сто лет назад у вас йогурт уронила. А больше ничего вы у нас не роняли? А может – роняли?
– Да уж, – Коля пожал плечами.
Больше они не говорили на эту тему.
«Я верну эти 20 рублей, когда буду в магазине», – решила она для себя. Но непонятным образом каждый раз вспоминала об этом только тогда, когда уже отходила от магазина на внушительное расстояние.
– Господи, да что ж за безобразие! – мысленно взмолилась Наталья однажды посреди улицы. Остановилась даже.
А потом она заболела.
***
Казалось бы – ну, простуда, ну, подумаешь. Кто простудами не болел. Но с некоторых пор Наталья стала переносить эти несчастные ОРЗ все тяжелее и тяжелее. А уж когда поднималась температура – она становилась и вовсе сама не своя. Даже встать с кровати было тяжело. В такие дни Коля, если не заболевал сам, старался взять на себя побольше домашней работы.
Наталья с утра ничего не ела. Не могла, настолько ей было плохо. Кое-как поднялась, сготовила еду попроще, а то придет сын из школы... Хорошо, что существуют больничные.
Сунула под мышку градусник. Серый столбик уверенно дошел до 38 и уже пополз выше. Да, выздоровлением пока не пахнет.
Хлопнула дверь. Это с мороза ворвался в дом раскрасневшийся Коля.
– Мам, я тут еды принес. Такой, чтоб можно было не варить, а в рот положить и чаем запить. А то я тоже что-то, кажется, простыл.
– Хозяйственный ты мой, – похвалила мать.
– А вот это тебе йогурт. С апельсином, как ты любишь! А это мне.
Йогурт – это просто прекрасно. Вот его съесть, наверное, получится. Даже вкус апельсина уже почувствовался во рту
Наталья взяла один из пакетов и пошла к холодильнику, разбирать. Йогурт – это просто прекрасно. Вот его съесть, наверное, получится. Даже вкус апельсина уже почувствовался во рту, честное слово. Но что это?
– Слушай, у одной коробочки крышка пробита, – ты не заметил? – окликнула она сына, оглядев «свой» йогурт.
– Это царапина, мам! Просто так выглядит!
Наталья села и открыла коробку.
Ну, точно. И йогурт испорчен, и дырка насквозь. Она засмеялась.
– Что такое, мам? – заглянул в кухню сын.
– Да вот, вернули нам наш йогурт, похоже, – показала Наталья коробку.
Сын только пожал плечами:
– Да уж, совпадение... тебе помочь?
– Нет, я уже разобралась.
– Иди лежи, отдыхай. Я приду, поем, а потом нам обоим чай заварю.
Наталья выбросила злополучный йогурт в ведро и пошла в комнату.
– Совпадение, – повторила она вслух.
Но на душе – призналась она себе честно – стало легче.
Источник: https://pravoslavie.ru/158752.html
